Феба с беспокойством ожидала возвращения госпожи у дверей таверны. Она следила за минутной стрелкой голландских часов, удивляясь, как медленно она движется. Только десять минут второго спустилась леди Одли, уже в шляпе и с мокрыми волосами, но без свечи.
Феба сразу же встревожилась.
— Свеча, госпожа, — забеспокоилась она, — вы оставили ее наверху!
— Ее задул ветер, когда я выходила из твоей комнаты, — спокойно ответила леди Одли. — Я оставила ее там.
— В моей комнате, госпожа?
— Да.
— Но она точно погасла?
— Да, говорю же тебе, что ты так волнуешься о своей свече? Уже больше часа. Пойдем.
Она взяла девушку за руку и потащила ее от дома. Она так крепко и судорожно держала руку своей спутницы, что казалось, будто она попала в железные тиски. Пронизывающий мартовский ветер захлопнул дверь дома, оставив женщин снаружи. Перед ними лежала черная пустынная дорога, смутно различимая между изгородями.
Трехмильная прогулка по безлюдной сельской дороге в час ночи зимой едва ли очень приятна для нежной женщины, привыкшей к роскоши и удобствам. Но госпожа так спешила по этому нелегкому пути, волоча за собой спутницу, как будто ее влекла какая-то ужасная дьявольская сила, не знающая пощады. Над ними нависла черная ночь, с ног сбивал пронизывающий ветер, с завыванием проносившийся над широкими просторами, как будто он поднимался одновременно из каждой точки окружности, чтобы сфокусировать свою ярость на этих двух несчастных путниках, а женщины все шли сквозь тьму, сначала спускаясь с холма, на котором стояла Маунт-Стэннинг, затем полторы мили ровной дороги, потом вверх по другому холму, на западной стороне которого укрылся в долине Одли-Корт, казалось, спрятавшийся от шума и гама суетного мира.
Госпожа остановилась на вершине этого холма, чтобы перевести дыхание и прижать к груди руки, в безуспешной попытке успокоить громкое биение сердца. До Корта оставалось три четверти мили, они шли уже час, с тех пор, как покинули таверну «Касл».
Леди Одли остановилась передохнуть, стоя лицом к Одли-Корт. Феба Маркс тоже остановилась, довольная, что может хоть на минуту перевести дыхание в этой спешке, и оглянулась назад, в далекую тьму, за которой лежал мрачный приют, причинивший ей столько беспокойства. Обернувшись, она издала пронзительный крик ужаса и вцепилась в плащ госпожи.
Ночное небо больше не было темным. Непроглядную ночь разорвал сноп пылающего света.
— Госпожа, госпожа, — закричала Феба, показывая на это огненное пятно, — вы видите?
— Да, дитя, я вижу, — ответила леди Одли, пытаясь стряхнуть со своего плаща вцепившиеся в него руки. — Что случилось?