Дорога продолжала карабкаться в гору, снег колол мне лицо.

К сумеркам мы проделали в общей сложности семь миль, но я был совершенно обессилен, ноги меня уже не держали. Сделав шажок, я несколько секунд отдыхал, чтобы сделать следующий. Вся надежда была на то, что мы набредем на новую хижину для замерзших путников, но надежда не оправдывалась, а идти дальше я уже не мог.

Мы встали лагерем под высокой осиной. Я сделал брезентовый тент, разложил на снегу одеяло, бросил на него спальный мешок и провалился в сон еще до того, как уронил голову.

Я проснулся глубокой ночью. Валил снег, брезент низко провис под его тяжестью. Я стряхнул снег, пожевал холодное мясо, попил воды и высунул голову наружу. На севере между облаками зиял просвет. Натянув ботинки, я нацепил снегоступы и отправился на разведку. Дорога вела в гору, и я поднялся еще на несколько сот футов. Ближе к вершине дорога стала сужаться и петлять. Обнадеживало одно: дальше предстоял спуск. Дорога резко свернула влево, и я замер, затаив дыхание. Мои натруженные ноги быстро затекали.

Низкие облака облепили горы, как ватные тампоны на ранах. Дальше, миль на тридцать-сорок, простирался просвет. Я прищурился. Прошло несколько секунд, прежде чем я сообразил, что предстало моему взору.

Я отвязал брезент от осины, сложил его и разбудил Эшли. Она вздрогнула.

– Что такое? В чем дело?

– Хочу вам кое-что показать.

– Прямо сейчас?

– Да.

Я впрягся в сани и потащил их наверх. Один я преодолел подъем за четверть часа, а сейчас мучился целый час. Я торопился, надеясь, что небо останется ясным хотя бы еще немного и что она тоже сможет увидеть то, что видел я. У меня болели мышцы живота и шеи, я задыхался, ремни врезались в плечи.

Мы повернули, я поставил сани над обрывом и стал ждать нового прояснения. Ветер пронизывал меня насквозь. Я напялил куртку и всунул руки в рукава. Через несколько минут облака разомкнулись, открыв прежний вид. Я показал Эшли пальцем на то, что разглядел раньше.

На расстоянии миль сорока мерцал слабый свет. Дальше, к северу, к небу тянулся дымок.

Эшли вцепилась в мою руку. Мы не произнесли ни слова. Облака то сгущались, то разлетались, подчиняясь порывам ветра. Я снял показания компаса, дождавшись, пока успокоится стрелка. Триста пятьдесят семь градусов, почти строго на север.

– Что вы делаете? – не выдержала она.

– Страхуюсь на всякий случай.

Всю ночь мы таращились вдаль в надежде на то, что в облаках появятся новые дыры. У них был оранжевый оттенок, намекавший то ли на уличные фонари, то ли на какую-то другую подсветку снизу. Вдруг там прячется что-то крупное, вдруг этот объект удастся высмотреть издали? В конце концов на востоке взошло солнце, и мы потеряли из виду искомую точку. Весь мир снова укутался белым ковром.