Впереди, в нескольких сотнях ярдов, над деревьями вился дымок.
Бревенчатая хижина. Несколько снегоходов вокруг нее. Сноуборды, прислоненные к крыльцу. Свет внутри, отражение огня на стене. Глухие голоса. Смех. Запах кофе и… горячих сладких пирожков? Я прополз по подъездной дорожке, поднялся на крыльцо, толкнул дверь. У меня богатый опыт неотложной помощи, умение вложить максимум информации в минимум слов. Однако, когда распахнулась дверь, я только и сумел, что прохрипеть:
– Помогите…
Через считаные минуты мы уже перекрикивались, отплевываясь от снега. Мой водитель был низкорослым силачом, и из снегохода он выжимал все, что мог. Сначала его спидометр показывал 62 мили в час, потом – все 77.
Я изо всех сил цеплялся за него, но только одной рукой, потому что другой показывал дорогу. Он ехал туда, куда я тыкал пальцем. За нами мчались еще двое парней. Мы влетели в долину, и я издали увидел синий спальный мешок Эшли с задранным от ветра краем. Она лежала неподвижно. Наполеон встретил нас лаем и дьявольскими кругами по снегу. Водитель заглушил мотор, и я услышал шум вертолета.
Когда я приблизился к ней, Наполеон уже лизал ей лицо, поглядывал на меня и скулил. Я упал на колени.
– Эшли!
Она открыла глаза и посмотрела на меня.
Спасатели выпустили в небо зеленую ракету, и вертолет сел на дорогу. Я коротко проинструктировал санитаров, они дали Эшли кислород, сделали инъекцию болеутоляющего, положили ее на носилки, поставили капельницу и задвинули в тесный задний отсек вертолета. Я посторонился, пропеллер начал вращаться, она потянулась ко мне. Я дал ей руку, и она успела сунуть что-то мне в ладонь. Вертолет взмыл в воздух, наклонил нос и помчался над горами, мигая красными огоньками.
Я разжал ладонь. Это был диктофон, согретый ее теплом. Ремешок порвался – вероятно, я потерял его в лавине. Я попробовал его включить – тщетно. Замигала только красная лампочка недостаточной зарядки – синхронно с удаляющимся красным сигналом на хвосте вертолета.
Парень со снегохода шлепнул меня по спине.
– Садись, старина!
У меня подкашивались ноги. Я схватил Наполеона и уселся.
На въезде в город мелькнуло ограничение скорости – 55 миль в час. Я выглянул из-за плеча водителя, слыша его смех. Спидометр показывал 82.
Глава 46
Глава 46
Палата была отдельная. Она лежала под белой простыней, в беспамятстве от сильной дозы успокоительного. Жизненно важные органы были в порядке, показатели внушали оптимизм. Над ней мигали синие огоньки и цифры. Я повернул жалюзи, погрузив палату в полумрак, потом сел и взял ее за руку. На лице Эшли уже начали появляться краски жизни.