Поднявшись, Исияма натянул через голову футболку и повернулся к Мане:

— О чем это ты?

— Живи со мной. Тебе делать ничего не надо. И из клуба уходи, я буду зарабатывать.

— Ты же не хочешь там работать.

— Не хочу, но к работе в офисе я не приспособлена. И эта сойдет.

На лице Исиямы было написано сомнение. Мана стала отчаянно умолять его остаться.

— Я тебя очень прошу! А то смотри, порежу себе вены.

— На мне долг висит. Человек мне помог, надо вернуть.

— Сколько? — Кровь прилила к лицу Маны, искаженному тревогой. Если вопрос был только в деньгах, Мана не готова была уступать. — Я заплачу за тебя.

— Триста тысяч.

Интересно, что сказало бы это дитя, если бы он признался, что на самом деле должен двести миллионов. Возможно, стала бы настаивать, что вернет и такую сумму. Для нее в жизни все можно было измерить деньгами. Исияма почувствовал что-то похожее на уважение. Он бы так не смог. Мана соскочила с кровати, прибежала обратно в комнату, неся роскошную сумку от «Фэнди». Извлекла из сумки пухлый кошелек и стала отсчитывать купюры.

— Вот. Триста тысяч. Иди верни, скажи, пусть подавятся, скажи, что у них не выйдет помыкать тобой за такую ничтожную сумму.

Исияма горько усмехнулся, сомневаясь, стоит ли брать деньги.

— А что я буду делать, если останусь?

— Ну, хотя бы играть в патинко[24].

— Это я что же, альфонсом буду, получается?

Забеспокоившись, что ее слова задели его, Мана погрузилась в молчание. На самом деле Исияме было на это наплевать. Он будет делать то, чего никогда не делал. На этот раз — пусть его содержит женщина. Это тоже может оказаться забавным. Мана резко подняла на него взгляд.

— Ты будешь защищать мои тылы.

Видимо, решила, что если перефразировать ее слова, Исияме станет легче. Исияма печально улыбнулся, эта наивная попытка показалась ему ужасно милой.

— Тылы защищать?