Как она возненавидит эти слова! Она будет просыпаться в ужасе, услышав их во сне. Если бы только она не начала доверять этой женщине. Если бы только она доверилась своей интуиции. Не послушалась Адалину и осуществила свой план. Не поверила ее хитрым уловкам или хотя бы не впустила ее в свое сердце, — ведь то, что человек однажды стал жертвой, не значит, что он никогда не станет преступником.
Если бы только не произошла череда всех тех случайных событий: если бы она ушла с Алфи той ночью из дома (хотя это могло случиться следующей ночью или позже), если бы взяла малыша спать к себе, не выпускала кроху из своих объятий и продолжала целовать его головку снова и снова — о, она бы жизнь отдала за то, чтобы прижаться к ней еще раз! А в самые черные ночи ей приходила в голову мысль: если бы только он не родился, не было бы причины ее нечеловеческой боли.
Глава сорок седьмая
Глава сорок седьмая
И вот настал этот день. Воскресенье. Вивьен рано пошла спать, вскоре после того как уснул сын. Она отключилась сразу же, а проснулась, казалось, меньше чем через секунду и перевернулась, чтобы посмотреть на часы: полночь. В лихорадке после пробуждения от глубокого, но необъяснимо беспокойного сна она погладила простыню в том месте, где спал когда-то ребенок, и, должно быть, уснула вновь, закутавшись в одеяло.
Что разбудило ее? Крик. Мужской крик. Он прозвучал вновь.
Она не поняла ничего. Ужас. Не то чтобы она не узнала того, кто кричал, — Сальваторе, кто же еще? — но никогда не слышала в его голосе такого безотчетного страха. Она не могла разобрать, что он кричит, но сразу поняла: произошло нечто немыслимое, невыносимое, кошмар, чуждый человеческой природе, оголивший даже нервы Сальваторе — вышколенного знатока этикета, который никогда не показывал своих эмоций. Это был крик не человека — животного, волка в горах. Опасность, опасность!
Вивьен сразу все поняла. Она опустила ноги на пол и побежала. Она знала. Ей не нужно было входить в его спальню и видеть пустую кроватку или открытую дверь. Она знала. Истошный крик вырывался из ее горла, когда она неслась вниз по лестнице, когда выбежала в ночь, в темноту, сотрясаясь каждой клеточкой, — он шел из таких глубин ее естества, что она утратила способность дышать. Это таится, наверное, в каждом человеке, но только немногим проклятым выпадает заглянуть в эту пропасть.
Фонтан. Сальве. Тело в его руках, недвижимое как будто ото сна, капли воды, падающие с его скрещенных ножек… Она бросилась к нему, выкрикивая его имя, которое он никогда больше не услышит.