Алиенора испустила протяжный вздох облегчения, но ее удовлетворенность решением легата была омрачена пониманием того, что, хотя она и остается законной женой короля, Генрих не хочет ее и теперь воспылает к ней еще большей ненавистью. А ведь она никак и не влияла на решение Рима… Впрочем, если бы ее вынудили, она непременно сделала бы это.

– Я, конечно, удовлетворена, но думаю, король сердится, – сказала Алиенора.

Настоятель снова одарил ее своей милой улыбкой:

– Нужно ли спрашивать? Он не любит, когда разрушают его планы.

– Он не сдастся, – беззаботно заметила она. – Генри найдет другой способ избавиться от меня.

– Он может обратиться к Папе, но, по-моему, это будет пустая трата времени.

– Вы не одобряете решения Папы, отец настоятель? – с вызовом спросила королева.

– Устами его святейшества говорит Господь. Кто я такой, чтобы оспаривать его слова?

– Вам это нелегко – быть посредником между Генри и мною? – улыбнулась настоятелю Алиенора.

– Я не ищу легкости в делах мирских, – ответил он. – Надеюсь, что обращался с вами справедливо и по-человечески.

– Хотелось бы мне, чтобы милорд король был таким же предусмотрительным, – заметила Алиенора, когда настоятель поднялся, собираясь уходить. – Не сомневаюсь, что мы еще встретимся.

– Хотелось бы при более благоприятных обстоятельствах, – дружелюбно ответил он.

Глава 50 Сарум, 1175–1176 годы

Глава 50

Сарум, 1175–1176 годы

Зима была ужасная. Урожай не удался, и в Англии царил голод – даже Алиенора испытывала недостаток в хорошей еде, потому что сократили рацион всех обитателей замка. Цена бушеля пшена поднялась многократно, а хлеб, эта основа основ в еде богатых и бедных, стал роскошью. Бедняки ели корни, орехи и траву, даже кору обдирали с деревьев. Было мясо, потому что большинство скота забили и засолили для еды зимой, но голодный люд в бедняцких домах мяса почти не видел. Люди умирали на улицах от голода или от чумы. И только с приходом лютых холодов поветрие пошло на убыль.

Алиенора отдавала, что могла, со своего стола, чтобы поддержать бедняков.

– Я больше не в состоянии проявлять милосердие в той мере, в какой это полагается королеве, – сказала она Ранульфу Гланвилю. – Но эту малость я могу делать.

Королева сама ходила голодная. В ее покоях стоял холод, и они с Амарией проводили дни, закутавшись в меха, пальцы в перчатках леденели, носы розовели от холода. Рождество было мрачным – никакого праздничного застолья или веселья, и Алиенора, простуженная, провела бульшую часть времени в постели.

А потому она удивилась, когда в начале нового года Гланвиль объявил о приезде Гуго Авалонского. Сердце у нее упало: королева предчувствовала, что если настоятель приехал к ней по такому снегу и льду, то, значит, привез какую-то важную новость. Алиенора устало прикидывала, что же это может быть за новость. Она готова была биться об заклад, что речь идет о разводе.