Иоанна уехала, сопровождаемая веселой кавалькадой, в Саутгемптон, где ее ждал корабль, чтобы везти за море. Трудно было Алиеноре прощаться с дочерью, смотреть, как та уходит из дверей замка, но королева держалась изо всех сил. Она давно уже привыкла справляться с печалью, ее закалили куда как более серьезные испытания, и она была полна решимости попрощаться с дочерью с улыбкой на лице.

Алиенора ожидала, что ее немедленно отвезут в Сарум, но Ранульф Гланвиль уехал по королевским делам, и никто не заводил речи о ее отъезде. Королева оставалась в Винчестере, гуляла по роскошным покоям в обществе одной только Амарии, а два ее стражника стояли у входных дверей. Алиенора решила, что Генри, вероятно, занят другими, более неотложными делами. И она могла только благодарить Господа за эту счастливую передышку от скуки и неудобств Сарума.

В день архангела Михаила[68] королева все еще оставалась в Винчестере. Через окна она слышала музыку и звон кафедральных колоколов в честь сбора урожая. Сентябрь тихо близился к своему завершению. Стало холодать, наступил октябрь, но Алиенора по-прежнему оставалась в Винчестере. Как-то утром к ней пришел смотритель замка с кожаным дорожным сундуком.

– Миледи, это прислал его величество король. Это для вас и вашей прислуги.

Алиенора, которая решила, что этот сундук – сигнал к ее отъезду, уставилась на смотрителя разинув рот, потом посмотрела на окованный железом сундук. Неужели это подарок от Генри? Еще одно предложение мира? Может быть, Господь смягчил его сердце?

Когда смотритель замка ушел и осталась одна Амария, Алиенора, раздираемая сомнениями, подняла крышку и не без удивления вытащила из сундука два алых плаща, две накидки такого же цвета, две меховые шкуры и расшитое покрывало. Амария удивленно вздохнула.

– Кажется, я знаю причины этой щедрости, – сказала Алиенора, чувствуя, как потеплело на ее сердце. – Думаю, за это я должна благодарить мою дочь Иоанну.

Конечно! Душенька Иоанна, которая видела нищету матери, обратилась к отцу. Это ни в коем случае не уменьшало благородства его жеста, сказала себе Алиенора. Ведь Генри вполне мог проигнорировать просьбу дочери. Но он все же прислал эти прекрасные одежды. И об Амарии не забыл. Конечно, она испытала укол ущемленной гордости оттого, что муж не подумал о различии в статусе между королевой и служанкой, прислав последней такую же одежду. Но Генри и сам любил просто одеваться и не придавал никакого значения придворной мишуре. Поэтому ему, возможно, не пришло в голову, что Алиеноре нужна одежда более богатая, чем ее горничной. Самое главное, что он прислал это. Уже немало – теперь у них будет хорошая теплая одежда на зиму.