У нее перехватило дыхание и в горле начал расти ком.
Он доел.
— Спасибо. — Взглянул на часы. — О боже, мне надо бежать. Мать там, наверное, уже с ума сошла, — отчаянно произнес он, поспешно оделся, натянул сапоги.
Флора, сидя на диване, молча наблюдала за ним.
Грациано мельком взглянул на себя в зеркало. «Я ужасен, надо срочно принять душ», — подумал он. Надел куртку.
«Он уходит».
Значит, все, о чем она думала ночью в машине, — правда, нечего больше сказать, нечего объяснять, потому что он уходит, так и должно быть, он получил что хотел, и нечего тут обсуждать, нечего добавить, спасибо большое, пока, и это ужасно, нет, так лучше, так гораздо лучше.
Уходи. Убирайся прочь, потому что так лучше.
105
А Говнюк прям молнией мчится.
Упорный он, ничего не скажешь. Только это ему не поможет. Рано или поздно ему придется остановиться.
«Куда ты собрался?»
Говнюк их заложил и должен поплатиться. Пьерини его предупреждал, но он поступил по-своему, он проболтался, и теперь он получит по полной.
Элементарно.
На самом-то деле Пьерини был вовсе не уверен, что заложил именно Морони. Это вполне могла быть сучка Палмьери. Но по большому счету это было не важно. Морони ему нужен, чтобы в дальнейшем проще дела улаживать. Нужно, чтобы стало понятно: Пьерини слов на ветер не бросает, его нужно принимать всерьез.
А с Палмьери он потом разберется. Без спешки.
«Дорогая Палмьери, как же не повезло твоей тачке!»
— Он тормозит. Он спекся. Готов! — радостно завопил Фьямма.
— Подъезжай. Я его толкну, и он упадет.