– Я ведь сказал –
– Если Бог отвечает за все в этом мире – и за солнце, и за луну, и за звезды, и за птиц, и за деревья, и за цветы, и за всех зверей и людей, то, выходит, у него дел по горло. Так где ж, по-твоему, ему взять время, чтобы наказывать одного-единственного человека вроде папы.
– Лучше не надо так о Боге, – с тревогой повторил Нили. – А то он поразит тебя до смерти.
– Да и пусть! – отчаянно крикнула Фрэнси. – Пусть поразит меня на этом месте, пусть я умру в этой сточной канаве!
Они испуганно подождали. Ничего не произошло. Когда Фрэнси заговорила снова, ее голос звучал тише.
– Я верую в Бога Иисуса Христа и его мать, Марию, Пречистую Деву. Иисус когда-то родился и был ребенком. Летом бегал босой, как мы. Я видела картинку – на ней он мальчик и без ботинок. А когда вырос, он ловил рыбу, как наш папа однажды, помнишь? Иисус тоже страдал, а Бог не страдает. Иисус не стал бы наказывать людей. Он
Они перекрестились, как делают католики при упоминания имени Иисуса. Потом Фрэнси положила руку на колено Нили и прошептала:
– Нили, я никому не скажу, кроме тебя, но я больше не верю в Бога.
– Я хочу домой, – ответил Нили. Он дрожал.
Когда Кэти открыла дверь, она сразу заметила, что лица у детей измученные, но смирившиеся. «Значит, они выплакались», – подумала она.
Фрэнси взглянула на мать и быстро отвела взгляд. «После того как мы ушли, она плакала, – подумала Фрэнси. – Плакала, пока не кончились силы». Никто из них не признался вслух, что плакал.
– Я подумала, что вы вернетесь замерзшие, – сказала мама. – Поэтому приготовила вам горячий сюрприз.
– Что? – спросил Нили.
– Сейчас увидите.
Сюрпризом оказался «горячий шоколад» – густая смесь из какао и сгущенного молока с добавлением кипятка. Кэти разлила густой напиток по чашкам.
– И это еще не все, – добавила мама.
Она вынула три кусочка маршмэллоу из бумажного пакета, который лежал в кармане фартука, и положила каждому в чашку.