— Кем был этот царь Хатшепсут? — спросила она.

— Египтяне говорят, что это была женщина, которая одевалась как мужчина и правила царством, — ответил советник. — Но ты же знаешь, насколько они склонны к преувеличениям. Несомненно, Хатшепсут был мужчиной. Ты увидишь его изображение на стенах храма — там он обнажен и еще молод. У него имеются борода и фаллос. Если он и был женщиной, то весьма странной женщиной. Он построил погребальный храм вон там. — Грек указал на западный берег реки, где поднимались к небу мрачные, иссушенные фиванские горы. — Он называется Джезер-Джезеру, что означает «Самая святая из святынь». Когда-то это был величественный памятник могуществу Хатшепсута, но теперь его поглотили ужасные пески западной пустыни. — Он махнул рукой в сторону крутых безводных склонов. — Там находится огромная долина, где древние фараоны возводили себе гробницы и где они погребены вместе со своими сокровищами. Теперь все пропало, сокровища похищены грабителями, а могилы украдены Сетом, египетским богом пустыни. Только представь, госпожа, в те дни в Фивах жил миллион человек. Тогда этот город назывался Уасет. Мы, греки, назвали его Фивами. И теперь в нем и вокруг него не насчитывается даже восьмидесяти тысяч жителей.

Клеопатра вновь обратила взор на восточный берег. Несмотря на великолепие храма, берег был загроможден каменными обломками. Здания разрушались, а новые постройки возводились прямо рядом с грудами неубранных руин. Цивилизация на закате, подумала Клеопатра. Некогда великая, некогда пребывавшая на вершине могущества культура, самая крупная и отважная в мире нация, и большинство этого теперь лежит во прахе. Однако Фиванская область до сих пор сохранила свое политическое влияние и способна причинить немало неприятностей. Во времена царствования деда Клеопатры фиванцы подняли восстание, из-за которого были разрушены многие дома в городе. Люди и природа более тысячи лет старались стереть Фивы с лица земли, и все же город еще стоял, пусть шатко, словно старик, у которого на склоне лет осталась одна только радость — доставлять хлопоты молодым. Как величественны эти древние египетские монументы! Клеопатра размышляла о том, насколько же египтяне былых времен, столетия назад воздвигнувшие такие грандиозные храмы, отличаются от ленивого, озлобленного городского населения, управляемого греческими монархами.

Но хотя греки и господствовали в этой стране, она еще не целиком покорилась им. Эллины полагали, что принесли в завоеванные страны свою культуру, но Египет все еще оставался — и здесь это было хорошо заметно — Страной-Матерью, сохранившейся даже много столетий спустя после того, как Александр провозгласил себя ее царем. Неожиданно Клеопатра испугалась: вдруг Гефестион просчитался? А что, если египтяне осмеют ее за то, что она облачилась в одежды их богини и осмелилась присутствовать на их самом священном обряде? Она — последняя и самая юная из ненавистных греческих захватчиков. Возможно ли, что Гефестион состоит в сговоре с Потинием? Неужели ее послали во враждебные земли лишь затем, чтобы принести в жертву? Клеопатра гадала, не был ли серый советник, стоящий рядом с нею, на самом деле ее врагом? Она внимательно посмотрела на него, ища улики, свидетельствующие о его предательстве, но когда поймала его на том, что он пытается подавить зевок, то несколько успокоилась.