Неожиданно головокружение перешло в кристальную ясность сознания. В сопровождении воинов, помогавших ей сохранять равновесие, Клеопатра ступила на окрашенные золотой краской сходни, один край которых крепился посредством крюков к борту ладьи, а второй прочно опирался на берег. Царица сделала несколько осторожных шагов, ощущая, как прогибаются под ногами доски. Она аккуратно ставила одну ступню впереди другой, двигаясь прямо на толпу египтян. Она слышала, как фыркнул бык, когда его копыта ударились о доски; Бухис ускорил шаг, спускаясь на берег следом за Клеопатрой, и она надеялась, что он не порвет кожаную привязь и не врежется в нее сзади.

Уверенной походкой она двинулась к воротам Бухеума. Тени колонн коснулись ее лица, давая глазам небольшую передышку от безжалостно прямых солнечных лучей. Храм был огромен. Он высился на иссушенном утесе, в недрах которого хранились мумифицированные тела сотен священных быков, обитавших в этом храме множество столетий. Клеопатра подошла уже достаточно близко, чтобы видеть: глаза всех людей в толпе обращены на нее. Любопытные взгляды этих темных глаз, словно магнит к железу, притягивались к ее лицу, но, когда она встречалась с ними взором, быстро опускались вниз, подобно ускользающим бликам на воде. Реджедет шла позади царицы, рядом с быком, и Клеопатра слышала, как жрица негромко шепчет и бормочет что-то, успокаивая животное, встревоженное присутствием такого множества народу. Страж, шагавший впереди, крикнул толпе, чтобы расступились, освободив дорогу в храм. Хотя Клеопатра знала, что этот знак внимания оказан быку, а не ей, она ощутила благодарность, ибо не сомневалась, что упадет замертво, если ей придется идти по такому узкому проходу между плотными стенами человеческих тел. Впрочем, толпу, наверное, не волновало, сможет ли царица протиснуться и остаться в живых.

Она оглянулась назад, чтобы посмотреть, не видно ли где ее собственных слуг, но увидела лишь быка; его золоченые рога отражали лучи солнечного бога. Ох, как же глупа она была! Почему она пришла сюда такой невежественной, такой неподготовленной, такой уязвимой? Ей просто не следовало этого делать. Она была царицей, и ей следовало поступать по-своему. «Бык сможет прийти в храм и сам по себе, — решила Клеопатра. — Я возвращаюсь на корабль».

Делегация встречающих из храма подошла к ней. И женщины, и мужчины были облачены в одеяния воинов бога. Блеск металлических нагрудных пластин ослепил Клеопатру, она опустила глаза и увидела лишь мускулистые ноги, обмотанные полосами белой ткани под ослепительно-белыми юбками. Она вновь вскинула взор. Некоторые из стражей носили шлемы в форме маски свирепой и воинственной богини-львицы Сехмет; львиные губы были раздвинуты в яростном рыке, злые глаза широко распахнуты. Вооруженные золотыми луками и серебряными мечами, эти воины направлялись прямо к греческой царице; восемь из них, шедшие последними, несли нечто напоминающее осадный таран — золотого цвета, но покрытый выбоинами и вмятинами.