Октавиан вознес краткую молитву Аполлону, благодаря бога за то, что он, Октавиан, уродился не таким горячим. В начале их союза Антоний поспешно заявил права на восточные территории, и Октавиан согласился с этим. Он совершенно не протестовал против желания Антония сделаться наследником всех проигранных Римом кампаний против Парфии. Он знал, что все победы, одержанные в этих варварских краях, будут сопряжены с ужасом. Об этом ему сказал сам Цезарь.

Иногда Октавиан даже подозревал, что Цезарь сознательно попустил свое убийство, просто для того, чтобы избежать позорной смерти от парфянской стрелы и чтобы его голову не таскали там, как голову несчастного Марка Красса.

Потому Октавиан лишь обрадовался, когда Антоний настоял, чтобы продолжение войны с Парфией доверили ему. Октавиану же предстояло оставаться дома, где он мог контролировать поток информации, поступающей в город и исходящей из него, равно как и число войск, набранных в Италии и посылаемых Антонию.

Тут Октавиан заметил, что взгляды всех присутствующих устремлены на него. Пора подавать сигнал к началу его любимой части игр — стравливанию между собой различных животных. Звери, никогда не встречавшиеся в естественных условия, сперва приходили в замешательство, а потом инстинкт выживания брал свое. «Что там творится в их звериных головах? — думалось иногда Октавиану. — Какой невиданной интуицией надо обладать, чтобы защищаться против неведомого врага?» Это зрелище никогда ему не надоедало.

На арену выпустили крокодила. Похоже было, что зверь несколько ошеломлен внезапно свалившейся на него свободой. Огромные челюсти застыли недвижно, как будто он был мертв. Толпа затихла, едва дыша. Успокоенный этой тишиной, зверь пополз по траве туда, куда падали солнечные лучи. Медленно, словно во сне, его тело дюйм за дюймом оказывалось на солнце, и грубая коричневая шкура вспыхивала золотом. В конце концов он весь оказался освещен и устроился с явным намерением погреться на солнышке.

Но бедолага не знал, что его ждет. На арену выехали два дрессировщика на лошадях, ведшие на цепи огромного льва, желтовато-коричневого, словно молодой олень, но с головой больше, чем у медведя. Животное яростно рвалось с привязи; его гневный рев заполнил собою арену. Крокодил никак на него не отреагировал. Получив сигнал, служители выпустили льва в центр арены, а сами быстро ее покинули.

Оба зверя не двигались достаточно долго, и Октавиан заподозрил было, что лев сейчас устроится на солнышке рядом с крокодилом и заснет. Тогда придется выводить гладиаторов, чтобы раздразнить зверей и заставить их действовать. Если они не станут драться друг с другом, людям придется бросить им сырое мясо, чтобы они сцепились из-за него. Если же и это не сработает, гладиаторы сами вступят в дело и убьют их трезубцами либо топорами. Но вооруженный гладиатор неизбежно победит зверя. Это неинтересно.