Клеопатра видела, что Антоний начинает заводиться. Это задевало его честь — необходимость сражаться с каким-то мальчишкой, после того как он одержал столько побед над гораздо более грозными противниками. Однажды, подвыпив и пребывая в дурном расположении духа, Антоний сказал Клеопатре, что Цезарь, назначив Октавиана наследником, в последний раз подшутил над всеми.

— Нет. Я спрашиваю, всерьез ли ты говоришь о том, что следует перенести столицу в Александрию.

— Абсолютно. Рим — это его сенат, его конституция и его знать. Сенат здесь, со мной. И не я нарушил конституцию, не позволив законно избранному консулу отслужить его срок. И если я могу похвалиться происхождением от Геракла, через моего предка Антеона, в то время как Октавиан ведет свой род от поставщика мазей, то я вас спрашиваю со всей серьезностью: кто из нас представляет истинный Рим? Я или Октавиан?

— Но захочет ли Сенат поддержать новую столицу? — спросила Клеопатра.

Они с Антонием собирались сделать Александрию его восточной штаб-квартирой, но никогда не обсуждали возможность превратить город Птолемеев в столицу Римской империи. Хотя… А почему бы и нет? Разве Александрия не больше годится на роль столицы великой империи, чем этот шумный, хаотичный, буйный город на Тибре?

— Ты заходишь слишком далеко, — предостерегающе произнес Агенобарб.

— Может, спросим у сенаторов? — отозвался Антоний. Он держался очень спокойно. Хмыкнув, он повернулся к Клеопатре. — Возможно, нам следует просто отвезти их в Александрию и показать им их новый дом?

— Я бы не советовал, император, — сказал Канидий. — Это чересчур.

— А что в этом деле не чересчур? Мой противник стремится взять меня за горло и пускает в ход все крайности, в то время как мои сторонники и советники уговаривают меня действовать благоразумно. Что же в этом мудрого?

— Октавиан использует такой шаг как очередное свидетельство того, что ты отрекся от Рима и действуешь на благо царицы. У тебя все еще слишком много сторонников в Риме, чтобы предпринимать столь радикальные меры, — резко произнес Агенобарб.

Клеопатра никогда еще не слыхала, чтобы кто-то разговаривал с Антонием столь категоричным тоном. Она решила воздержаться от участия в этом споре. Агенобарбу она не доверяла. А кроме того, была уверена, что все, что она скажет, тут же истолкуют и тайно передадут Октавиану.

— Понятно. Значит, я приму более консервативные меры. Все цари и принцы восточных территорий принесут мне клятву верности наподобие той, какую Октавиан потребовал с жителей Италии. Я же торжественно пообещаю им и моим сторонникам в Риме, что уничтожу Октавиана в войне и не пойду с ним ни на какой компромисс. А затем, через шесть месяцев после окончания войны, я перед Сенатом и народом Рима сложу с себя полномочия триумвира.