Она вспомнила о своей беседе с философами, которые учили, что все боги — и даже странный свирепый бог, которому поклоняются семитские племена, — суть одно Божество, и ей подумалось: может, эту концепцию придумали ее предки? Ее отец, хоть и был ревностным приверженцем Диониса, тяготел к подобной теологии. Ей вспомнилось, как отец взял ее, девятилетнюю девочку, в храм Сераписа и как жрецы продемонстрировали ей науку, скрывающуюся за внешними чудесами храма. Ей продемонстрировали, как магниты и проволочки ведут бога в объятия богини, какие сифоны используются, чтобы изобразить превращение воды в вино, и как огненные машины создают ослепительную вспышку на алтаре. Все эти представления описал в своих книгах Полибий, потрясенный тем, как жрецы используют магию, дабы внушать простым людям страх перед богами. Но Клеопатра полагала, что это не способ вызывания страха, а путь к умиротворению, возможность на чувственном уровне подтвердить, что вся магия богов, о которой люди знают и которую ощущают сердцем, — истинна.

«Неужели у богов недостаточно сил, чтобы творить чудеса самостоятельно?» — помнится, спросила тогда она у отца, насупленная и возмущенная. Авлет же ответил: «Люди называют это чудом; ученые называют это изобретением. Но изобретение и есть чудо, разве не так? Никогда не отнимай у людей веру в могущество богов и никогда не разуверяйся в нем сама».

Клеопатра, державшая Антония за руку, встретилась взглядом с каким-то ребенком, идущим в процессии. Его глаза были словно две чаши, до краев заполненные мудростью. Заглянув в них, она ощутила себя не царицей и не богиней, а всего лишь матерью, молящейся о безопасности и счастье для своих детей. И этот обыкновенный мальчик внушил ей благоговейный трепет; она не поняла его, но приняла.

АКЦИЙ, ПОБЕРЕЖЬЕ ГРЕЦИИ Двадцатый год царствования Клеопатры

АКЦИЙ, ПОБЕРЕЖЬЕ ГРЕЦИИ

Двадцатый год царствования Клеопатры

Хотя Антоний запретил ей делать это, Клеопатра ходила среди умирающих, разговаривала с ними на их родных языках и заверяла, что проследит за тем, чтобы о них позаботились, а в самых тяжелых случаях обещала, что их матерям сообщат о дне их смерти и расскажут, как их похоронили. Антоний был в ярости. Она рискует своим здоровьем! Но она никогда не болела. Кроме того, ей казалось, будто римляне с восхищением смотрят, как она добровольно старается поддержать больных. Она была более мужественна, чем они; никто из римских воинов, вне зависимости от звания, не смел и близко подойти к больным.

Они были заперты в Амбракийском заливе уже почти четыре месяца. Смерть от дизентерии была медленной и нелепой, а в сочетании с горячкой, вызванной малярией, она оказывалась вдвойне ужасной. Это бедствие поразило их около двух месяцев назад — третье в серии внезапных и непредвиденных несчастий, повергших их в отчаяние.