Ей было незачем читать, она знала их наизусть. В них он порой писал о себе словно со стороны: мол, встретил одного парня, который рассказал, что по уши влюбился в одну девушку; или есть у него друг, который вернулся со свидания и помышляет лишь об одном — поскорей бы увидеться снова или съездить с ней в Балликоннигар, прогуляться в Куше вдоль скал и поплавать, если погода будет хорошая.

Она опустилась на колени и медленно скормила письма пламени. Она подумала, сколь многое произошло с тех пор, как их написали; они принадлежали времени, которое ушло и не вернется. Таков порядок вещей, так все заканчивается.

* * *

Вернувшийся домой Конор обнаружил за каминной решеткой наполовину сгоревшую шкатулку, которая лежала среди поленьев, угольных брикетов. Он спросил, что это такое.

— Я делала уборку, просто хлам, — ответила Нора.

Он недоверчиво посмотрел на нее.

— Я буду петь в хоре, — сообщила она.

— В соборе?

— Нет, в другом. В Уэксфорде.

— Я думал, ты не понравилась тому дядьке.

— Что ж, они там передумали.

— А что ты будешь петь?

– “Немецкий реквием” Брамса.

— Это песня?

— Это несколько песен, на несколько голосов.

Конор обдумал услышанное, взвесил и кивнул. Удовлетворенно улыбнулся и пошел к себе наверх. Она осталась у камина одна, подумала, что надо завести музыку, что-нибудь особенно любимое. Хорошо, если перед сном он немного с ней посидит. Пока же в доме стояла тишина, нарушаемая только Конором, возившимся наверху, да треском медленно прогоравшего дерева.

* * *

Каждая фраза Тойбина точна и педантично взвешена. Этот роман заслуживает того, чтобы его читали с той внимательностью, с какой Нора Вебстер слушает на его страницах Бетховена. Читая его, ты чувствуешь родство с этой женщиной, холодной, отчужденной, суровой, но в душе которой бушуют настоящая жизнь и настоящая тоска. Independent

Каждая фраза Тойбина точна и педантично взвешена. Этот роман заслуживает того, чтобы его читали с той внимательностью, с какой Нора Вебстер слушает на его страницах Бетховена. Читая его, ты чувствуешь родство с этой женщиной, холодной, отчужденной, суровой, но в душе которой бушуют настоящая жизнь и настоящая тоска.

Тонкий, щемящий, построенный на полутонах роман о том, что жизнь — это привычная череда трудностей и печалей с мимолетными вспышками счастья. Наталя Ломыкина, “Форбс”