«Никогда не признавайся Эдмунду».

Старая мудрая Ви. Вирджиния рассказала ей не для того, чтобы покаяться, а просто облегчила душу. Перекладываешь свой грех на плечи другого. И тем самым освобождаешься от угрызений совести. Вирджиния нисколько не сожалела о случившемся, и это для нее самой было полной неожиданностью. Ей казалось, будто за минувшие сутки она словно бы выросла, не физически, а душой. Словно бы карабкалась, карабкалась по крутому склону, и вот теперь можно остановиться, перевести дух и взглянуть сверху на открывшиеся дали.

Вирджиния так долго довольствовалась тем, что она просто мать Генри и жена Эдмунда, член семьи Эрдов, и вся ее жизнь определяется родственными связями, все силы, все время, вся любовь уходят на поддержание домашнего очага. Но выросла Алекса, Генри увезли, Эдмунд… Эдмунда она сейчас как-то совсем не брала в расчет. И осталась только она одна. Вирджиния сама по себе. Человек, индивидуальность, со своим прошлым и будущим и перекинутым между ними мостом быстро пролетевших лет замужества. Отъезд Генри не только положил конец целому этапу в ее жизни, но и дал ей свободу. Ничто теперь не мешает ей расправить крылья и полететь. Перед нею — весь мир.

И поездка на Лонг-Айленд, столько месяцев неясной мечтой таившаяся где-то на периферии ее сознания, стала теперь не только возможной, но и настоятельно необходимой. Что бы ни говорила Ви, надо ехать. А в качестве предлога, если понадобится, можно сослаться на преклонный возраст ее стариков. Ей необходимо повидать их, пока они еще способны радоваться ее приезду, пока они еще здоровы, пока не одряхлели, пока они живы. Это — предлог. А по правде, ее намерение связано с Конрадом.

Он будет там. Поблизости, по соседству. В городе ли, на Лонг-Айленде, но, во всяком случае, на расстоянии телефонного звонка. Они смогут видеться. Конрад — старый знакомый, которому симпатизировали бабушка с дедом. Добрый человек. Такой мужчина не может вдруг повернуться и уехать, нарушить обещание, оставить тебя, когда ты особенно нуждаешься в поддержке; не может любить другую женщину. Вирджинии подумалось, что для настоящих близких отношений, которые на всю жизнь, доверие важнее, чем любовь. Чтобы разобраться со всеми этими неясностями, ей нужно время и расстояние, нужна передышка, когда можно остановиться и окинуть взором всю картину. И сейчас еще она нуждается в утешении и знает, что сможет найти его у этого человека, ее давнего друга, а теперь и любовника. Любовник, любовь — какие неопределенные слова, в них много разных смыслов. Вирджиния еще раз попробовала поискать у себя в душе полагающиеся угрызения совести, но не нашла ничего — только окрепшую уверенность в себе и приятное ощущение новой силы, как будто Конрад подарил ей еще один шанс, дал снова отведать вкус молодости, вкус свободы. Одно Вирджиния знает твердо: упускать этот шанс она не намерена, она постарается его ухватить, пока еще не поздно. Лиспорт ждет ее, всего в одном перелете, неизменный, потому что там ничего не меняется. Она будто уже чувствует терпкие осенние запахи, видит широкие улицы, засыпанные багровыми листьями, и первые дымки из труб над крышами величественных белых вилл, так живописно поднимающиеся в ярко-голубое небо бабьего лета над Лонг-Айлендом.