XV

Даже среди современно образованных здесь вера в три вида лис весьма распространена. Как однажды написал мне студент в английском сочинении, «трудно сказать, правдивы ли эти истории о лисах. Но также трудно сказать, что они неправдивы».

Но эти удивительные верования быстро уходят в прошлое. С каждым годом все больше храмов Инари приходят в упадок и разрушаются, чтобы уже никогда не быть восстановленными. С каждым годом скульпторы ваяют все меньше и меньше лисов. С каждым годом все меньше жертв одержания лисами попадают в госпитали, где их лечат самыми передовыми медицинскими методами японские врачи, говорящие по-немецки. Причину не следует искать в упадке древней религии: суеверие переживает веру. Тем более не следует ее искать в трудах миссионеров-проповедников с Запада, большинство из которых открыто признают, что искренне верят в демонов. Она связана исключительно с образованием. Всемогущий враг суеверия – государственная школа, где преподавание современной науки очищено от сектантства или предубеждения; где дети самых бедных могут изучать премудрости Запада; где нет ни одного ученика или ученицы четырнадцати лет, кому не были бы известны великие имена Чарльза Дарвина, Джона Тиндаля, Томаса Генри Гексли, Герберта Спенсера. Маленькие руки, отбивающие нос бога-лиса озорства ради, способны также писать контрольные работы по эволюции растений и геологии Идзумо. И лисам-призракам не остается места в прекрасном мире природы, который новое образование открывает новому поколению. Всемогущий заклинатель и реформатор – это Кодомо.

В японском саду

В японском саду

Из сборника «Glimpses of Unfamiliar Japan», 1895

I

Мой двухэтажный домик на берегу Охасигавы, хотя и изящный, как клетка для канарейки, оказался слишком мал для комфортного проживания при приближении жаркого времени года: комнатки его в высоту едва ли больше пароходных кают и такие узкие, что повесить в них обычный москитный полог было бы просто невозможно. Мне жаль было лишиться красивого вида на озеро, но я счел необходимым переехать в северную часть города, на очень тихую улочку позади ветшающего замка. Мой новый дом – это каттю-ясики[109], старинная усадьба какого-то самурая высокого ранга. Он отгорожен от улицы или, скорее, от проезжей дороги, идущей вдоль замкового рва, длинной высокой стеной, крытой черепицей. По низкой широкой лестнице с каменными ступенями вы поднимаетесь к воротам, почти столь же большим, как на входе в храмовый двор, а справа от ворот из стены выступает смотровое окно, забранное плотной решеткой, наподобие большой деревянной клетки. Оттуда в феодальные времена вооруженные слуги пристально следили за всеми проходящими мимо – невидимые стражи, поскольку прутья решетки расположены столь плотно, что лицо за ними с дороги разглядеть невозможно. За воротами ведущая к дому дорожка также ограждена стенами по обеим сторонам, и, таким образом, посетитель, если он не из числа привилегированных, может видеть перед собой только вход в дом, всегда загороженный белой сёдзи. Как и все дома самураев, само жилище всего лишь в один этаж, но внутри его – четырнадцать комнат, и все они просторные, с высокими потолками и красиво обставленные. Но, увы, нет ни озера, ни очаровательного вида. Часть О-Сироямы, с замком на вершине горы, наполовину скрытым сосновым парком, видна за гребнем стены, которая выходит на улицу, но только лишь часть ее; а всего в ста ядрах за домом начинается поросшая густым лесом возвышенность, загораживающая не только горизонт, но также и изрядную часть неба. Однако за это заточение имеется справедливое вознаграждение в виде восхитительного сада или, скорее, группы садовых участков, с трех сторон окружающих жилой дом. К ним обращены широкие веранды, с угла одной из которых я могу наслаждаться видом двух садов сразу. Изгороди из бамбука и плетеного тростника с широкими незагороженными проходами посредине отмечают границы трех участков этого сада тихих радостей. Но эти плетни не предназначены служить настоящими изгородями; их назначение – украшать, и они лишь обозначают, где заканчивается один стиль ландшафтного садоводства и начинается другой.