– Да потому что я нищая! – сказала Луиза так, будто это ужасно забавно. – Идите, расскажите подружкам, пусть болтают. Пусть узнают все. Цильх! Нуль! Я думала, что разорена, когда уезжала из Калифорнии. – Она посмотрела на косой потолок. – Но тогда у меня еще оставалась пара грошей. Теперь вообще ничего.

– Как же так? Ты не получаешь алиментов?

– Я не просила. Оба раза я просто хотела вырваться. И думала, что и дальше буду зарабатывать. – Луиза развела руками. – Я могла бы стать фантастической проституткой. Но я не умею мыслить стратегически.

Кора поморщилась.

– Почему ты перестала сниматься?

Луиза ответила не сразу. Сначала осторожно посмотрела на Кору, как бродячая кошка, что раздумывает, подойти поближе или убежать. Наконец, по-прежнему глядя Коре в глаза, Луиза пожала плечами:

– Мне опротивел Голливуд. Они там даже не читают. Только смотрят. – Она еще сильнее наморщила лоб. – Они знают только то, что видят; смотрят на тебя и думают, что тебя знают, и ты сама начинаешь думать, что они тебя знают. И твоя видимость постепенно становится твоей сутью. А это неправильно.

Кора понимающе кивнула. Но нет, не сходится. Не то чтобы Луиза оставила Голливуд на пике славы и ушла непобежденной. Нет, она уходила в отчаянии, докатилась до того, что снялась в двух примитивных вестернах. Кора слышала, что из последнего фильма все ее сцены вырезали при монтаже[43]. Может быть, Луизе казалось, что она ушла сама, но больше похоже, что ее выперли. Почему? Майра сказала, что Луиза не умеет ладить с людьми. Что она пробросалась. Может, она начала пить уже тогда. А может, наоборот: сначала потерпела крушение и потом уж начала пить. Не поймешь, что именно привело ее снова сюда, в эту печальную каморку. Может, все это горе, вся ярость начались еще в Черривейле, и причина их – мистер Флорес. Или теперешнее уныние было заложено в ней еще раньше – в детстве, ее несчастливой мамой. Но как знать, есть вероятность, что ни Майра, ни мистер Флорес не сыграли решающей роли; что еще до них, помимо них, Луизе была уготована ее судьба, ее характер, ее тоска и ярость, такие же неотделимые от нее, как и ее красота.

Кора пригляделась к стопке книг. У одной корешок пустой. Другая – Ницше. Нижняя – Шопенгауэр; эту книгу Кора не читала. Она впервые задумалась, кем стала бы Луиза, будь у нее чуть иное лицо: неровный нос, маленькие асимметричные глаза, тяжелый подбородок. Стала бы синим чулком, библиотекаршей, ученым; была бы счастлива среди книг.

– Но почему сюда, Луиза? Почему именно сюда? Нищей можно быть где угодно.