– Но как – я же ничего не смогла сказать? – всхлипнула я.

– Просто знаю, – сказал он.

Сердце его билось – тук-тук, тук-тук, тук-тук – в паре дюймов от моего уха.

В конце концов он отстранился, держа меня за плечи. Посмотрел мне в глаза и не отводил взгляда, пока в мире не осталось ничего, кроме нас. Когда он положил ладони на мои щеки и склонился ко мне, у меня едва не отказали ноги. Я закрыла глаза и разомкнула губы.

Он поцеловал меня в лоб.

– М’eudail, ты горюешь, – тихо сказал он. – Ты сейчас слаба. Не время для всего этого.

Не знаю, как я попала наверх. Очевидно, быстро и уж точно неловко, а когда наконец добралась до кровати, бессовестно разрыдалась, зарывшись лицом в подушку.

В дверь тихо постучали. Рыдания сменились тихим плачем, но мой бесславный побег, судя по всему, был достаточно шумным, чтобы разбудить Мэг.

– Не заперто, – сказала я.

Дверь открылась, и свет свечи отбросил длинные тени на дальнюю стену. Судя по силуэту, кресло было высотой почти под потолок. Я лежала лицом к нему, почти прижав колени к груди, и мои лицо и подушка были мокры от слез.

– Прости, жаль, что я тебя разбудила, – пробормотала я.

– А мне нет, – ответил Энгус.

Я рывком подняла голову с подушки и оглянулась. Энгус стоял в дверях, держа свечу.

– Можно войти?

Я села и, подвинувшись назад, прислонилась к спинке кровати. Шмыгнула носом, вытирая лицо трясущимися руками.

Энгус поставил свечу на комод и подошел к кровати.

– Прости меня, – сказал он.

Я, вся дрожа, уставилась на него. По лицу снова покатились слезы.

Он присел на кровать и провел большим пальцем по моей щеке. Я затаила дыхание и закрыла глаза.