Если я поверну назад, получится, что ничего и не произошло. Если пойду вперед, это будет шаг в неведомое.
Я проскользнула в кухню и на ощупь пошла вдоль стены, пока не коснулась одной из раздвижных дверей перед кроватью. В темноте я не могла понять, открыты они или закрыты. Я провела пальцами по дереву, пока не добралась до дальнего края.
Двери были открыты. Я стояла прямо перед ним.
В меня уперся луч слепящего света, и я отпрыгнула назад. Когда Энгус увидел, что это я, он прислонил фонарик к стене, направив его в потолок, и свесил ноги с края кровати. На нем были пижамные штаны в синюю полоску и нижняя рубашка, как в ту ночь, когда мы приехали.
– Что такое? Все хорошо? – спросил он, потирая глаза.
– Все прекрасно, – ответила я, быстро моргая.
От света фонарика в центре моего поля зрения остались два белых пятна.
– Тогда в чем дело?
Я опустила глаза и прикусила губу. Прошла почти минута, пока белые пятна не исчезли, и я не заставила себя снова поднять взгляд. Энгус смотрел на меня с явной тревогой.
– Что такое, m’eudail? – ласково спросил он.
Я набралась решимости.
– Энгус, я кое-что хочу… нет, мне надо кое-что вам сказать. Это важно.
Я громко сглотнула и посмотрела ему прямо в глаза.
– Я понимаю, ситуация необычная, и при других обстоятельствах все это было бы глупо, но наши обстоятельства так далеки от нормальных, и я поняла, что… что есть… что я…
Я прижала руки ко рту, подавляя плач.
– О господи! Простите! Я никогда себя не чувствовала такой дурой!
В мгновение ока он оказался на ногах, а я в его объятиях.
– Тише, m’eudail, не надо ничего говорить. Я уже знаю.