Сейчас, Ноэль, я уже выехал из Лондона и, кажется, направляюсь на запад. И я чувствую себя хорошо. Даже великолепно. Наконец-то я избавился от тебя, как змея от омертвевшей кожи.

Я трогаю пистолет, лежащий на пассажирском сиденье в пакете из безобидного супермаркета Sainsbury’s. Я ласкаю твердые контуры, чувствую холодок стали через пластик пакета. Представляю, как ствол пистолета сильно прижат к моему небу, а палец нажимает на курок. За окном автомобиля еще светло и ясно. Светит солнце. Через несколько часов я сверну с дороги и в темноте въеду в сонную деревню графства Корнуолл, найду ночлег или посплю в машине. Завтра проснусь, и настанет Рождество. Мир затихнет, как всегда бывает на Рождество, все люди с их разными жизнями будут находиться за миллионами закрытых дверей. А куда идти мне? Где я окажусь? А на следующий день? И через день?

Сейчас же я чувствую себя свободным от долгов, от пороков. Моя совесть чиста. Я ощущаю себя обновленным, даже невинным. Я только что сделал лучшую и наиболее выдающуюся вещь за всю свою жизнь. Хочу ли я быть здесь, когда это попадет в газеты? В самом деле? Боже, разве можно представить, какие ужасающие фотографии нас двоих раскопают журналисты? В сравнении с нами Фредерик и Розмари Уэст[69] покажутся Брэдом Питтом и Анджелиной Джоли.

Я только что миновал холм святого Михаила. Солнце начинает садиться, и небо становится жемчужно-серым. Бледный золотой свет отражается от камней, и тени, отбрасываемые несколькими любителями древностей, вытягиваются узкими длинными силуэтами. Я съезжаю с дороги M5 на следующей развязке и еду назад к холму. Въезжаю на край поля. Отсюда я могу смотреть на закат, могу видеть, как тени камней Гластонбери то исчезают, то опять появляются в меняющемся свете. В своем воображении я вижу, как в свете мерцающих свечей Лорел и Поппи сидят за обеденным столом Бонни. Лица у всех открытые и веселые. И я опять начинаю думать о тебе, Ноэль, и обо мне. О том, что мы связаны неразрывно. Представляю, как наши лица будут много лет мелькать на первых полосах газет, и знаю, что не хочу оставаться в этом мире и видеть это.

Я думаю о Поппи. Она была такой храброй, когда у нее в спальне я держал ее за руки и рассказывал ей всю правду. Вижу ее выдвинутый вперед подбородок, когда она глотала эмоции. Крошечный наклон головы, когда она молча поглощала мои слова, – такие слова ни одна девятилетняя девочка никогда не захотела бы слышать. Я думаю, как она будет учиться жить без меня. Уверен, она научится. Я знаю, что она расцветет и преуспеет в жизни.