— Болезнь Альцгеймера? — удивилась Олив.

— Ты хочешь сказать, что отец серьезно болен? — спросил Уолли.

Всю дорогу к невропатологу Уолли проплакал.

— Прости меня, папа, — говорил он отцу.

Но Сениор даже казался довольным.

Невропатолог подтвердил диагноз доктора Кедра, и Сениор Уортингтон возликовал.

— Я болен! — повторял он гордо и чуть ли не счастливо, как будто ему объявили, что он выздоровел, хотя на самом деле болезнь была неизлечима. — Я болен! — восклицал Сениор и радовался как ребенок.

У него стало так легко на душе, правда совсем ненадолго. Значит, он не простой пьяница! И у Олив точно гора с плеч свалилась. Она плакала на плече у сына; а Гомера крепко обняла. И поцеловала — никто, кроме сестры Анджелы и сестры Эдны, так его не обнимал. Миссис Уортингтон снова и снова повторяла слова благодарности: для нее случившееся имело огромный смысл. Мужа она давно разлюбила — если вообще любила когда-нибудь, — но теперь снова могла уважать его и была бесконечно благодарна Гомеру и доктору Кедру за то, что они вернули Сениору чувство собственного достоинства, а вместе с ним и уважение жены.

Умиротворенный Сениор покинул этот мир в конце лета, незадолго до сбора урожая. Близкие не очень о нем скорбели — чувство облегчения пересилило горечь утраты. Все давно уже знали, что Сениор Уортингтон умирает, но то, что он все-таки сумел умереть достойно — как сказал Берт Санборн, «от достойной болезни», — оказалось для всех приятной неожиданностью.

Обитатели обоих городков никак не могли понять, что еще за «Альцгеймер» унес в могилу Уортингтона-старшего. В сороковые годы на побережье Мэна слов таких слыхом не слыхивали. Особенно недоумевали работники «Океанских далей», но Рей Кендел разрешил общее недоразумение.

— Сениора сокрушил палец Геймера, — как-то раз объявил он.

Палец Геймера! Ну, теперь все ясно.

— Надеюсь, этот палец не заразный, — сказала Толстуха Дот.

— Может, им только богатые болеют? — размышлял Злюка Хайд.

— Нет, эта болезнь — неврологическая, — пытался объяснить Гомер. Впрочем, это объяснение имело смысл только для него одного.

Наступила пора сбора урожая, и у работников появилась новая прибаутка.

— Смотри будь начеку, — говорил кому-нибудь Эрб Фаулер. — Не то нарвешься ненароком на палец Геймера.

Если Лиз Тоуби опаздывала, Флоренс Хайд, Айрин Титком или Толстуха Дот спрашивали ее: «Что случилось? Месячные? Или, может, палец Геймера под хвост попал?» А когда Грейс Линч приходила прихрамывая или с новым синяком, каждый думал про себя: «Да, видать, досталось ей ночью от старика Геймера».