Однажды ночью они с Виллемом лежали в постели — оба усталые после рабочего дня, — и Виллем вдруг стал говорить о старой знакомой, Молли, с которой он недавно вместе обедал, они видятся раз в несколько лет, и у нее трудный период: после многих десятилетий молчания она решилась рассказать своей матери о том, что отец, умерший год назад, насиловал ее в детстве.

— Ужасно, — ответил он машинально. — Бедная Молли.

— Да, — сказал Виллем, и снова воцарилось молчание. — Я сказал ей, что ей нечего стыдиться, что она не сделала ничего дурного.

Его бросило в жар.

— Ты все сказал правильно, — отозвался он и преувеличенно зевнул. — Спокойной ночи, Виллем.

Минуту-другую они молчали.

— Джуд, — сказал Виллем негромко, — ты когда-нибудь расскажешь мне об этом?

Что же можно об этом рассказать, думал он, замерев. Почему Виллем спрашивает об этом сейчас? Ему казалось, он так успешно притворялся нормальным, но может быть, и нет. Придется стараться больше. Он никогда не рассказывал Виллему, что случилось с ним на попечении брата Луки — помимо того, что ему невыносимо было об этом говорить, он знал, что в этом нет необходимости: в последние два года Виллем с разных сторон пытался подобраться к этой теме — через истории о друзьях и знакомых, иногда упоминая их имена, иногда нет (наверняка некоторые из этих людей были вымышленные, совершенно точно ни у кого не может быть такой разнообразной коллекции друзей, подвергавшихся сексуальному насилию); через истории о педофилах, которые он прочитал в журналах; через обсуждения темы стыда, того, что стыд часто необоснован. После каждой такой речи Виллем останавливался и ждал, как будто мысленно протягивал ему руку и приглашал на танец. Но он никогда не брал руку Виллема. Каждый раз он отмалчивался, менял тему, притворялся, что Виллем ничего не говорил. Он не знал, откуда Виллему известно что-то о нем, и не хотел знать. Было ясно, что Виллем — и Гарольд — видели в нем не того человека, которым он хотел казаться.

— Почему ты меня об этом спрашиваешь?

Виллем переменил позу.

— Потому что… — сказал он и осекся. — Потому что я должен был заставить тебя поговорить об этом со мной давным-давно. — Он снова замолчал. — Уж точно до того, как спать с тобой.

Он закрыл глаза.

— Я что-то делаю не так? — спросил он тихо и тут же пожалел о своих словах: так он мог бы спросить брата Луку, но Виллем — не брат Лука.

Он чувствовал по молчанию Виллема, что вопрос его неприятно удивил.

— Нет, Джуд, при чем тут это. Я знаю, что с тобой что-то случилось, но ты мне про это не рассказываешь. Я хочу помочь.