— Все, что мне нужно, — сказал он Джуду как-то ночью, пытаясь описать словами удовольствие, которое в тот миг булькало у него внутри, будто вода в ярко-голубом чайнике, — это любимая работа, жилье и человек, который меня любит. Понимаешь? Ничего сложного.

Джуд печально рассмеялся.

— Виллем, — сказал он, — я тоже только этого и хочу.

— Но у тебя же это все есть, — тихо сказал он, и Джуд тоже замолчал.

— Да, — наконец сказал он, — ты прав.

Но по его голосу было слышно, что сам он не очень-то в это верит.

Во вторник ночью они лежат рядом и то заводят, то обрывают путаную полубеседу, которая начиналась у них всякий раз, когда оба уже засыпали, но изо всех сил старались не заснуть, как вдруг Джуд окликает его до того серьезным голосом, что он резко открывает глаза.

— Что такое? — спрашивает он, и лицо у Джуда такое замершее, такое строгое, что ему становится страшно. — Джуд? — говорит он. — Ну, выкладывай.

— Виллем, ты знаешь, что я старался не резать себя, — говорит он, и Виллем кивает, ждет, что он скажет дальше.

— И я буду и дальше стараться, — продолжает Джуд. — Но я не всегда… не всегда смогу удержаться.

— Я знаю, — говорит он. — Я знаю, как ты стараешься. Я знаю, как тебе тяжело.

Тогда Джуд отворачивается от него, и Виллем поворачивается к нему, обнимает его сзади.

— Я просто хочу, чтобы ты это понимал, если я снова совершу ошибку, — глухо говорит Джуд.

— Конечно, я пойму, — говорит он. — Конечно, Джуд.

Наступает долгое молчание, и он ждет, не скажет ли Джуд чего-то еще. У него тело марафонца, худое, с поджарыми мышцами, но за последние полгода он исхудал еще больше, он теперь почти такой же худой, каким был, когда его выписали из больницы, и Виллем еще крепче прижимает его к себе.

— Ты сильно похудел, — говорит он.

— Работа, — отвечает Джуд, и они снова молчат.

— Мне кажется, тебе надо есть побольше, — говорит он.

Для роли Тьюринга ему пришлось набрать вес, часть он уже, конечно, сбросил, но все равно рядом с Джудом он кажется себе огромным, каким-то надувшимся пузырем.

— Энди решит, что я плохо о тебе забочусь, и будет на меня орать, — добавляет он, и Джуд издает какой-то звук, который он принимает за смех.