— Мне ужасно неприятно это говорить, — сказала Жюль Деннису. — Я люблю ее, она моя лучшая подруга. Она очень целеустремленная, много читает и учится, всерьез увлечена феминизмом. Но разве не правда, что многие талантливы не меньше, но все они вкалывают как проклятые? У нее есть хорошие задумки. Но сильна ли она в режиссуре? Разве в театральном мастерстве она сравнится с Итаном? Нет, убей меня бог прямо на этом месте!
Деннис посмотрел на нее и сказал:
— Твой несуществующий бог, мисс Еврейская Атеистка? Сомневаюсь.
И пошел на кухню, а она следом. В раковине, к смятению Жюль, горой громоздились тарелки, оставшиеся после вчерашнего ужина, китайской еды на вынос, и Деннис без слов плеснул желтого жидкого мыла на эту гору и взялся за измочаленную губку. Он явно намеревался перемыть всю посуду руками, наставить ее как попало на сушилке и тем самым выполнить работу, которая лишний раз проиллюстрирует неравенство между их семьей и Итаном с Эш. Жюль задумалась, не с умыслом ли Деннис это делает.
— Эш не гений, не думаю, — говорила Жюль под шум воды. — Может, ей это и не нужно. Я всегда считала, что все решает талант, но, может быть, всегда важнее деньги. Или даже
— Ты только сейчас это поняла? — спросил Деннис. — Столько примеров этому по всему миру, не видишь разве?
— Я туго соображаю.
— Неправда.
— Наверняка года через два-три у нее будет свой театр, посвященный пропаганде женского труда, — сказала Жюль. — Атеней[12] Эш Вулф.
— Свой театр? С ума сошла, — вернул ее к действительности Деннис. — Вот, вытри-ка лучше тарелки. Не лезут в сушилку.
Он протянул ей тарелку, она взяла ее и схватила полотенце, на ощупь оно оказалось грязноватым, почти сальным. Ей вдруг захотелось заплакать.
— Деннис, — попросила Жюль. — Оставь посуду в покое. Пойдем куда-нибудь.
— Куда? — спросил он.
— Не знаю. Пошли просто пройдемся, что ли. Сделаем что-нибудь, что еще бесплатно в Нью-Йорке и от чего поднимается настроение, когда чувствуешь себя несчастной.
Он внимательно посмотрел на нее, не вынимая рук из раковины, а затем медленно поднял их и открыл слив. Вода ушла с неприличным хлюпаньем, а Деннис вытер руки, с которых капала вода, об штанины и притянул Жюль к себе.
— Успокойся, милая, — сказал он. — У нас столько всего хорошего. Мы здесь, в нашем гнездышке. Ладно, в нашем дрянном гнездышке. Но мы здесь.
Эти слова ее растрогали. Он был так добр к ней, даже когда она ныла, бушевала, сходила с ума. От него пахло лимонным мылом, а от нее, скорее всего, какими-то химическими веществами, которые выбрасываются, когда злишься.