— Ох, Жюль, — пробормотал он. — Это ты.

Она подошла к нему, осторожно обняла и сказала:

— Бетси… мне так жаль.

— Спасибо. Мы были счастливы вместе. Вот только я надеялся, что у нас будет больше времени, — он пожал плечами, этот худенький шестидесятилетний мужчина. С возрастом лицо его стало мягким и бесполым, как будто гормоны смешались в организме, как в котле, потому что это уже было неважно. Он перевел взгляд на Эш и добавил:

— Это снотворное мне не помогло. Я не могу уснуть.

— Поможет, пап. Подожди еще немного. Просто полежи, ладно?

— Ты звонила? — нервно спросил он.

Жюль сначала не поняла кому, но потом догадалась.

Он хотел узнать, звонила ли Эш брату.

— Я как раз собиралась, — сказала Эш. Она проводила отца до его постели, а потом ушла в свою старую детскую комнату — звонить. Жюль не осмелилась пойти за ней, потому что не хотела видеть кровати, на которых когда-то спали Эш и Гудмен, — это было все равно, что войти в мавзолей. Она осталась в гостиной, застыв в кресле. Эш сказала, что ее мамы больше нет. А это значит, что больше нет ее волос, собранных в свободный пушистый пучок. Нет ее новогодних вечеринок. Картофельных оладий, которые она жарила на Хануку, тоже больше нет. Гудмен вышел из игры и скрылся. Но на самом деле ушла Бетси.

Похороны матери Эш прошли через четыре дня в Обществе этической культуры, куда Жюль раньше приходила к памятникам людей, умерших от СПИДа, а потом — на свадьбу своей соседки по вигваму Нэнси Манджари. Все ждали, когда на похороны Бетси прилетит из Гонконга Итан на частном самолете телекомпании. Мать Жюль тоже захотела приехать.

— Зачем, мам? — раздраженно спросила Жюль по телефону. — Ты же даже не знала ее. Вы виделись всего один раз, в семьдесят седьмом году, в аэропорту, когда я летала с ними в Исландию.

— Да, — сказала Лоис. — Я прекрасно это помню. Это было очень мило с их стороны — взять тебя с собой. И Эш всегда была очень добра. Я бы хотела отдать дань уважения.

И вот Лоис Хэндлер приехала из Хеквилла в Лонг-Айленд на поезде и отправилась на похороны вместе с Жюль. Похороны получились эмоциональными — собралось много родственников и друзей семьи. Все, кто хоть как-то был связан с Вулфами, хотели сказать над гробом пару слов. Кузина Мишель, которая выходила замуж в гостиной Вулфов и танцевала под «Nights in White Satin»[18], уже — невероятно — стала бабушкой! Она говорила о том, какой щедрой была Бетси. Жюль тоже встала и неловко заговорила о том, как ей нравилось быть частью семьи Вулфов. И в то же время она понимала, что не стоит перегибать палку, чтобы не задеть чувства собственной мамы. Она не могла сказать при ней: «Именно с Вулфами я чувствовала себя по-настоящему счастливой». Так что ее речь была короткой.