Светлый фон

— Джона, — опешила Жюль. Она понятия не имела, что сказать. Как так вышло, что он ни разу не спрашивал ее об этом напрямую за все годы дружбы?

— Мы только что пережили теракт и пытаемся держаться вместе. И вот ты спрашиваешь меня о Гудмене и Кэти? Именно сейчас?

Она попыталась увильнуть от его вопроса, но получилось не очень правдоподобно.

— Извини, — удивленно пробормотал Джона. — Ты никогда не думала об этом?

Жюль выдержала красноречивую паузу.

— Да, — наконец, сказала она. — Думала.

* * *

— Если бы в восемьдесят шестом году, после того, как мне поставили диагноз, кто-нибудь сказал, что в две тысячи втором я буду все еще жив, я бы спросил: что вы курили? — сказал Роберт Такахаси, стоя в окружении темного золота банкетной комнаты. Его слова встретили вежливым смехом и несколько зловещим жидким покашливанием, затерявшимся между столами.

— И опять-таки, если бы кто-то сказал мне, что в небоскребы, стоящие посреди Нью-Йорка, врежутся угнанные самолеты, я бы спросил то же самое.

Ранее тем же вечером, когда Роберт репетировал эту речь в лофте Джоны, тот сказал ему, что тема терроризма уже не так актуальна и попахивает стереотипами. Но Роберт настоял, что об этом нужно сказать.

— Теперь, спустя шестнадцать лет после того, как я узнал о своем диагнозе, понял, что благодаря ингибиторам протеазы и внимательному подходу, ВИЧ уже давно перестал быть смертельным приговором, — продолжал Роберт. — Я благодарен фонду правовой опеки «Лямбда» за то, что они подыскали мне отличную работу, где я и работал все эти годы — на удивление вполне живой. Это было ужасное, страшное для меня время, но теперь наступила новая эра, хотя я думаю, мы и ее можем назвать очень тревожной.

Я тоже чувствую эту тревогу. Но не только ее. Кроме нее меня переполняет надежда. И жизнь. Последнее — особенно.

После были аплодисменты, кофе и горы желатинового десерта с тремя ягодами. Никто не любил эти десерты, и есть особо не стал — просто вяло поковырял. Следующую речь произнес французский ретровиролог. Последней выступала миниатюрная монахиня-активистка. Она тянулась к слишком высоко поднятому микрофону и потрясала кулачком. Джона и Роберт, облаченные в дорогие черные костюмы, которые в прошлом часто служили им похоронными, сидели во главе стола. Все займы и кредиты «Доминики», сделанные на рубеже двадцатого века, окупились — ее высокие потолки и обшитые деревом стены прекрасно позволяли устраивать благотворительные вечера, вроде этого. Близился конец февраля, все зимние развлечения в городе свернули, потому что ни у кого уже не был ни сил, ни желания всем этим заниматься. Но организатор мероприятия сказал, что раз уж мы не сдались СПИДу, значит, не сдадимся и террористам.