Эш ответила, голос ее доходил сквозь шипение, напоминающее звук воды в трубах.
— Это я, — сказала Жюль.
— Жюль? Подожди секунду, я в машине. Я положу… — ее голос прервался на мгновение. — …телефон.
— Что? Связь прерывается, Эш. Я услышала только слово «телефон».
— Извини. Сейчас лучше? Что-то случилось? — спросила Эш.
— Послушай, мне надо кое-что тебе сказать. Я видела Гудмена, — сказала Жюль. — Он здесь, в лагере! Прилетел из Исландии! Сказал, что
Жюль так ничего и не слышала в ответ.
— Ты в порядке? — спросила она. — Скажи что-нибудь. Я знаю, что это звучит дико. Эш?
По-прежнему на линии было тихо, а затем послышался приглушенный фоновый разговор. Жюль услышала: «Нет, я
— Алло! — крикнула Жюль. — Алло!
Но Эш разговаривала с Итаном, а не с ней.
— Дай мне секунду, — настойчиво говорила Эш, — и я тебе все расскажу. Да. Гудмен. Она говорила о Гудмене. Хорошо, Итан, ладно. Пожалуйста, перестань.
Она говорила умоляющим голосом, а потом вновь взяла телефон и заплакала.
— Жюль, мне пора, — сказала она. — Ты была на громкой связи, а рядом сидел Итан.
— Боже мой, — вырвалось у Жюль. И тут разговор прервался.
Она поспешила выбраться из леса. Сначала пошла быстрым шагом, потом — побежала, инстинктивно находя обратную дорогу, и оказалась на лужайке в разгар обыкновенного жаркого дня. Несколько подростков развалились под деревьями, играя на музыкальных инструментах, и они помахали ей руками. Жюль весь вечер смотрела одноактные пьесы, сочиненные обитателями лагеря, а на следующий день вытерпела обеденное барбекю, на котором трио цимбалистов играло песни группы Nirvana на самодельных инструментах. Телефон все время лежал у нее в кармане, и Жюль ждала, когда же он завибрирует, и на другом конце линии раздастся голос Эш. И когда Эш все-таки перезвонила через день во время завтрака, она спросила: