Светлый фон

Мильтон и Чарльз тоже сюда захаживали. Я прошла полутемный коридор от начала до конца, заглядывая в крошечные прямоугольные окошки в дверях музыкальных комнат. По углам и на скамеечках у роялей виднелись неясные силуэты (никто здесь не репетировал ни на каких музыкальных инструментах, если только не считать таковым человеческое тело). Мильтона среди них не было.

Я решила проверить еще лужайку за Аудиторией Любви; Мильтон там иногда курил травку на переменах. Взбежала по лестнице на первый этаж и промчалась через картинную галерею имени Донны Фей Джонсон (современный художник и выпускник «Сент-Голуэя» 1987 года Питер Рок глубоко погрузился в Грязевой период и явно не собирался выныривать на поверхность). Я выскочила за дверь с надписью «Выход», пересекла парковочную площадку с полуразвалившимся «понтиаком» возле помойки (говорили, что он остался от изгнанного с позором учителя, уличенного в соблазении школьницы) и почти сразу увидела Мильтона.

В темно-синем пиджаке, он стоял под деревом, прислонившись к стволу.

Я заорала:

– Привет!

Он улыбался, но, подойдя ближе, я сообразила, что улыбается он не мне. Вся компания была тут: Джейд сидела на бревнышке, Лула – на камне (держась за свою косу, будто за вытяжной трос парашюта). Рядом с ней – Найджел, а Чарльз сидел прямо на земле, выставив перед собой ногу в гипсе, громадную, как полуостров.

Они увидели меня, и улыбка Мильтона свернулась, будто обрывок скотча. Тут я поняла, какого дурака сваляла. Мильтон собирался разыграть с моим участием сцену из «Бриолина»[451], когда Сэнди подходит к Дэнни Зуко на виду у всей компании Ти-Бёрдс, или когда миссис Робинсон говорит Элейн, что не соблазняла Бенджамена[452], или когда Дейзи выбирает нудного Тома, а не Гэтсби[453] – человека, который живет мечтой и не боится под настроение раскидать рубашки по комнате.

Сердце у меня провалилось куда-то вниз. Ноги затряслись.

– Посмотрите, что к нам приползло! – сказала Джейд.

– Рвотинка, привет, – сказал Мильтон. – Как делишки?

– Какого хрена она сюда приперлась? – рявкнул Чарльз.

Я даже удивилась – при одном только взгляде на меня лицо у него стало красным от злости, как красный огненный муравей[454] (см. «Насекомые», Пауэлл, 1992, стр. 91).

– Привет, – ответила я. – Наверное, лучше я потом…

– А ну, постой!

Чарльз поднялся, опираясь на здоровую ногу, и заковылял ко мне – очень неуклюже, потому что один костыль остался в руках у Лулы. Она торопливо протянула костыль, но Чарльз его не взял, продолжая ковылять, словно в этом было какое-то особое величие.