Но доктор Диггерс настаивала, задавала ей одни и те же вопросы, снова и снова. «Что вы чувствовали, когда ваша мать не пришла домой?» В конце концов Дена потеряла терпение.
— Глупость какая-то! Почему я должна все время об этом говорить? Я так устала, что сейчас закричу. Я больше не хочу этим заниматься!
Доктор Диггерс отложила блокнот:
— Зачем вы сюда ходите, Дена?
— Если честно, если вы хотите правду, я хожу, потому что без этого вы не выписываете рецепт на валиум. А для чего, по-вашему, я хожу? За сладостями?
— Я думаю, вы ходите сюда, потому что вам страшно. Вам нужно место, где вы могли бы бушевать и сетовать, браниться и брыкаться, устраивать разнос кому-то, с кем вы чувствуете себя в безопасности, кто может видеть вас сквозь все это дерьмо. Вы можете выйти отсюда и найти тысячу врачей, которые с радостью выпишут вам все транквилизаторы и все поднимающие настроение таблетки, какие вы попросите. Вы можете очаровать кого угодно и добиться рецепта на любые существующие в мире пилюли. Да, можете. А еще можете стать наркоманкой или алкоголичкой, можете выпрыгнуть из окна или пройти курс и покончить с этим и, я надеюсь, почувствовать себя лучше.
— «Я надеюсь»?
— Дена, жизнь не дает гарантий. Но я вижу, что вы делаете успехи.
— Ладно, я поняла, что мама не любила меня так, как положено. Она ушла. Ну и какую пользу мне это приносит? Я все равно чувствую себя отвратительно. Лучше мне от этого не стало. Мне теперь все равно — и почему вы не можете это принять? Я хочу просто все забыть.
— Можете забыть, можете положить на рану все временные повязки, какие существуют в мире, но это не приведет вас к корню ваших проблем с желудком и тревожностью. И признаете вы это или не признаете, мисс Крепкий Орешек, но вы пришли сюда, чтобы вам стало лучше. Может, тогда начнем еще раз? А?
Дена подумала, потом проворчала:
— Ладно… Только дайте мне тогда кусок этой вашей сладости. И знайте, что я вас ненавижу.
Доктор Диггерс рассмеялась:
— Да я знаю.
— Нет, правда.
— Верю, верю. А теперь вернемся к тому, на чем остановились.
Неделя проходила за неделей, и вдруг однажды ни с того ни с сего Дена разразилась слезами и не могла остановиться.
— В чем дело? — спросила Диггерс. — О чем вы думаете?
— Я… всегда верила, что она вернется… а она не вернулась, — удалось выговорить Дене между всхлипами. — И я не понимаю, что я сделала плохого.