Итак, Дена ждала и прислушивалась. И временами, казалось, что-то слышала. Это случилось в первую неделю, ранним утром. Около половины пятого она села в кровати и могла бы поклясться, что кто-то чем-то громыхает в кухне. Огляделась — нет, Пробка вот она, рядом, так что это не кошка. Дена спустилась в холл, принюхалась: пахло кофе. Но когда вошла в кухню и включила свет, никого там не обнаружила. Иногда ей чудилось чье-то пение, или что хлопнула дверь с москитной сеткой, или такой звук, будто во дворе стукают мячиком о стену, она шла посмотреть — и никого не оказывалось. Проходили недели, мир Нью-Йорка, Айры Уоллеса и Сидни Капелло отодвигался все дальше и дальше. Сразу после приезда в Элмвуд-Спрингс нервы у нее были в таком ужасном состоянии, что она подскакивала от любого громкого звука. А теперь она чувствовала себя в безопасности, в миллионе миль от реального мира с его слепящими огнями и резкими звуками. Когда уши привыкли к тишине, она начала слышать птиц, сверчков, иногда ребячий смех. Она услышана звон церковных колоколов и в последнее время даже начала различать, какая из церквей звонит — Единая, Методистская или Лютеранская. У каждой был свой характерный звон.
Она могла часами сидеть ночью, ничего не делая, — только радио светилось оранжевым огоньком и приятные незнакомые голоса рассуждали о Боге, о погоде или урожае. Было нечто настолько задушевное в том, чтобы сидеть в темноте и слушать разговоры о Боге, что она почти поддалась искушению поверить, что они говорят правду. Дни тянулись бесконечно. Она просыпалась с солнцем, наблюдала, как оно садится, как выходит на небо луна, как зажигаются звезды, — и каждый раз удивлялась.
Иногда она выходила на лужайку и стояла, глядя на дом с включенным светом, и на нее накатывала волна ностальгии, такое мощное чувство, что из глаз лились слезы. Она стояла и плакала, не зная, о чем плачет, о чем тоскует. Постепенно она начала себя чувствовать потерявшейся девочкой. Как будто побывала у зубного врача и заморозка начала отходить — больно, но это сладкая боль.
Осень была на носу, и телекомпания теребила Сэнди, чтобы он узнал, когда она вернется. Дена послала ему телеграмму:
ДОРОГОЙ СЭНДИ, СКАЖИ, ЧТО Я ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ, НО ПРИДЕТСЯ ИМ НАЧАТЬ ОСЕННИЙ СЕЗОН БЕЗ МЕНЯ. Я ПОНЯЛА, ЧТО НЕ МОГУ СЕЙЧАС ВЕРНУТЬСЯ. ПОКА НЕ МОГУ. С ЛЮБОВЬЮ, ДЕНА
ДОРОГОЙ СЭНДИ,
СКАЖИ, ЧТО Я ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ, НО ПРИДЕТСЯ ИМ НАЧАТЬ ОСЕННИЙ СЕЗОН БЕЗ МЕНЯ. Я ПОНЯЛА, ЧТО НЕ МОГУ СЕЙЧАС ВЕРНУТЬСЯ. ПОКА НЕ МОГУ.
С ЛЮБОВЬЮ, ДЕНА