Но вот – такое иногда случается – однажды утром в понедельник Тот проснулась и посмотрела в окно. В соседнем дворе Вербена развешивала в саду белье, и вдруг кто-то – пчела, скорей всего, – залетел ей под платье. Вербена ойкнула, бросила корзину с бельем и стала бегать по двору, высоко задрав юбку, словно танцевала джигу, и вскрикивая: «Кыш! Кыш!»

Потом пчела наконец отыскала выход и вылетела на волю, Вербена одернула платье, приняла хладнокровный вид и огляделась – нет ли свидетелей. Убедившись, что никто не видел, как она носится средь бела дня, задрав юбку на голову, Вербена вернулась к белью. Однако в соседнем доме Тот хохотала до слез, пришлось уткнуться в подушку, чтобы Вербена не услышала. Сроду она так не смеялась и все не могла остановиться. С трудом угомонившись, опять вспоминала Вербену и корчилась от смеха. Так сильно и так долго она хохотала, что не смогла потом встать и снова заснула… Но, едва открыв глаза, подумала о Вербене, танцующей джигу, и все началось по новой.

Позже все же пришлось подняться и пойти в ванную комнату, но когда она взглянула на свое отражение в зеркале, ее снова разобрал смех. И так целый день. От хохота у нее выскочил верхний протез, что вызвало новый приступ. На следующий день у Тот все нутро болело, зато она проснулась спокойной и отдохнувшей и впервые за несколько месяцев почувствовала, что хочет встать.

Вербена так никогда и не узнала, что дело решила залетевшая под платье пчела. Она пребывала в полной уверенности, что Тот излечилась благодаря малютке Фреде Пушник, и Тот не стала ее разуверять.

Скоро все в городе знали, что Тот оправилась после этого сурового испытания. Она наконец раздернула занавески в гостиной, оделась однажды в цивильное и вернулась к работе – с новым отношением к жизни.

– Норма, – сказала она, – долгие-долгие годы я была на грани нервного срыва, и теперь, когда побывала за гранью, мне стало гораздо лучше.

Дочери

Дочери

Дочь Нормы и Мака, Линда, вышла замуж, но продолжала работать, чтобы помочь мужу окончить юридический факультет, чем Мак был бесконечно раздосадован.

– Нечего жениться, коли не можешь содержать жену на свою зарплату, – говорил он.

Однако Норма радовалась, что Линда не бросила работать.

– Жаль, у меня нет работы, – завидовала она.

Спустя несколько месяцев, когда открылся «Блинный дом», она пошла устраиваться официанткой, и, на удивление, ее взяли, но Ида, импозантная вдова семидесяти пяти лет, носившая черную трость и шесть ниток жемчуга на обширной груди, отговаривала ее: