Сама же я еду к маме. Скажу честно, я сама не своя. Вероятно, было бы хорошо для меня остановиться и купить успокоительное. Но я не собираюсь. Я должна увидеть маму. И высказать ей все. Я уже позвонила в школу и отправила девочек на продленку. (Боже, благослови воспитателей, которые привыкли отвечать на звонки вечно занятых и измотанных родителей, звонящих в последнюю минуту.)

Открываю дверь в мамину квартиру своим комплектом ключей, захожу в гостиную и без лишних слов безжалостно выплевываю:

– Вы с папой лгали мне!

Мама подпрыгивает на месте от неожиданности; до этого она сидела, уставившись в пространство и сжимая диванную подушку так, что у нее побелели костяшки пальцев. Она кажется такой маленькой и уязвимой в этой огромной, пропитанной одиночеством гостиной. Нет, я не могу ее жалеть сейчас!

– Линн! – кричу я, выжигая маму взглядом. – Линн, мама! Линн!

Надо отдать ей должное, она не спрашивает: «О чем это ты?» Она лишь смотрит на меня в ужасе, будто не узнает.

– Линн! – не могу остановиться я. – Вы сказали мне, что я ее придумала! А она была настоящей! Настоящей!

– Ох, милая. – Мама беспокойно теребит полы своего пиджака.

– Зачем вы это сделали? – визжу я, заходясь в детской истерике. – Почему вы заставляли меня чувствовать себя такой глупой, недалекой? Вы не позволяли мне говорить о ней, я чувствовала себя виноватой, как будто делала что-то плохое. А все это время вы знали, что она существовала! Говоришь, Джосс Бертон поступает низко? Это вы с папой поступили со мной низко! Подло!

Кричу, а перед глазами у меня встают смеющиеся, румяные личики Тессы и Анны. Мои драгоценные девочки. У них тоже есть мечты, желания и представления о мире. Чтобы я когда-нибудь пыталась их изменить, заставить их стыдиться своего воображения, не верить в свои мечты… Никогда! Я бы никогда не заставила девочек пройти через этот ад!

Мама не отвечает. Я наклоняюсь к ней, близко-близко, практически дышу ей в лицо.

– Почему? Почему?

– Ты была такой маленькой, – наконец выдавливает из себя мама.

– Маленькой? При чем тут мой возраст?

– Мы думали, так будет проще.

– Проще? – в недоумении смотрю на нее. – Проще?

– Нам пришлось спешно покинуть…

– Почему вы решили так быстро уехать?

– Потому что эта девчонка начала обвинять отца в домогательствах! – Я не узнаю маминого голоса – так резко и странно он звучит. Лицо ее искажается от отвращения и презрения, становится похоже на маску страха из греческой трагедии.