В октябре и в ноябре женщины из списка подверглись массовым медицинским обследованиям. Некоторых из них отделили от прочих в первый же день по прибытии и отослали в бараки для безнадежно больных. Врачи из Аушвица – Иозеф Менгеле, Фриц Клейн, доктора Кониг и Тило – исполняли свои обязанности не только на платформе вокзала, но и ходили по лагерю, врывались в душевые, с улыбкой осведомляясь: «Сколько тебе лет, мамаша?»
Клару Штернберг поселили в бараке с пожилыми женщинами. Шестидесятилетнюю Лору Крумгольц тоже вывели из состава
Порой на перекличке перед бараками появлялся тот или другой врач. Видя, что приближается медик, женщины старались натереть щеки обломками кирпича, чтобы они хоть немного порозовели. Во время одного из таких осмотров Регина заставила свою дочь Нюсю стать на камень, чтобы она казалась выше. Светловолосый молодой доктор Менгеле, подойдя к ней, сладким голосом спросил, сколько лет ее дочери, а затем избил за вранье. Охране было приказано поднять свалившуюся в полубессознательном состоянии женщину, подтащить ее к ограде под током и бросить на нее. На полпути Регина очнулась и стала молить не поджаривать ее живьем, а позволить ей вернуться в строй. Ее отпустили, и когда она доползла до своего ряда, то увидела – ее оцепеневшая, похожая на птичку дочь все так же безмолвно стоит на том же камне…
Поверка могла состояться в любой час. «Женщин Шиндлера» выгоняли по ночам, заставляя стоять в грязи, пока шел обыск в их бараках. Фрау Дрезнер, которую когда-то спас впоследствии исчезнувший юноша из службы порядка, выходила вместе со своей высокой дочерью-подростком, Данкой. Они стояли посреди страшного и нереального для нормального человека мира Аушвица, в жидкой грязи, которая почему-то замерзала в последнюю очередь – после дорог, корней деревьев и самих людей.