Светлый фон

– Вы же не просто отведете нас на эшафот, – говорит Гарри Норрис, – ведь будет расследование, суд? Надеюсь, все случится быстро. Кардинал любил повторять: с тем, что у другого займет год, Кромвель справится за неделю. И не пытайтесь его остановить. Вы потянулись, чтобы схватить Кромвеля, а он уже отмахал двадцать миль, пока вы натягивали сапоги. – Норрис поднимает глаза: – Если намерены казнить меня публично, поторопитесь. Иначе я умру от горя тут, в этой камере.

Он качает головой:

– Не умрете.

Когда-то он и сам верил, что умрет от горя после смерти жены, дочерей, сестер, отца, кардинала. Но пульс продолжает упрямо стучать. Ты думаешь, что сейчас дыхание прервется, однако грудная клетка решает иначе: она поднимается и опускается, заставляя тебя дышать. Ты живешь и благоденствуешь наперекор себе, и тогда Господь вынимает твое трепещущее сердце из груди и взамен дает тебе сердце каменное.

Норрис дотрагивается до ребер.

– Здесь болит с прошлой ночи. Я задохнулся, проснулся от боли и с тех пор не ложился.

– Кардинал говорил то же самое. Говорил, что боль, словно точильный камень в груди. Точильный камень и сталь, острый нож в кишках. Боль отпустила только в самом конце.

Он встает, собирает бумаги, кланяется, выходит.

Генри Норрис; левая рука.

 

Уильям Брертон. Джентльмен из Чешира. Служил герцогу Ричмонду в Уэльсе и служил дурно. Надменный, бессердечный представитель непокорного рода.

– Обратимся к временам покойного кардинала, – говорит он. – Помните старую историю про вашего родича, который убил партнера во время игры в шары?

– Порой в игре теряют голову, – говорит Брертон. – Сами знаете. Ваш ход, я весь внимание.

– Тогда кардинал решил, что вы должны заплатить, и вашу семью оштрафовали. Я и спрашиваю себя, изменилось ли что-нибудь с тех пор? Или вы до сих пор считаете, что вам закон не писан, раз уж вы служили герцогу Ричмонду и вам покровительствует Норфолк?

– Мне покровительствует король.

Он поднимает бровь:

– Неужели? Тогда вам следует немедля воззвать к вашему покровителю. Вам не кажется, что вас держат в черном теле? К несчастью для вас, короля здесь нет, приходится иметь дело со мной и моей долгой памятью. Однако обратимся к фактам. Помните того джентльмена из Флинтшира, Джона ап Айтона? Вряд ли вы забыли.

– Так вот почему я здесь, – говорит Брертон.

– Не совсем, но оставим на время вашу прелюбодейственную связь с королевой и поговорим об Айтоне. Думаю, на память вы не жалуетесь. В игре вспыхнула ссора, соперники обменялись ударами, один из ваших родичей погиб, а некто Айтон предстал перед лондонским судом и был оправдан. Вы поклялись отомстить и похитили того человека, грубо поправ закон. Ваши слуги повесили его, и все это – не смей прерывать меня, молокосос! – с вашего полного одобрения. Вы решили, что значит один человек, кому он нужен? Но вы ошиблись. Вы решили, прошел год, и все забыли. Но я помню. Вы решили, закон вам не писан, и вы можете вести себя так, как привыкли в своих владениях на границе, где королевское правосудие попирается каждый Божий день! Ваш дом – воровской притон.