Дорогая моя Эллен,

я и моя высокая корзина с банками для образцов доставлены в Залив Робин Гуда – оба изрядно помятые от дорожной тряски и перепачканные сажей, которой вперемешку с искрами неустанно посыпала нас паровозная труба. Железная дорога из Пикеринга в Гросмонт проходит Нью-Тондейлской тесниной – разломом, образовавшимся в ледниковый период, где по случаю крутого подъёма паровоз представляет в романтической вересковой глуши величественное извержение вулкана. Мне при этом припомнился Мильтонов Сатана, рассекающий взмахами чёрных крыл асфальтические испарения Хаоса, – и ещё солидный, рождённый усидчивостью, но от этого не менее вдохновенный труд Лайеля о возникновении холмов и образовании долин на пути движения ледников. Я слышал настойчиво-призывные, томительные крики степных куликов, видел, как мне хочется думать, орла, – может быть, впрочем, то был не орёл, но всё же парила в прозрачной стихии какая-то хищная птица. Пасутся тут странные узкогрудые овцы, грузные и неповоротливые. Они поскакивают, разбрасывая копытами камни, и рунистые их бока колышутся, словно купы прибрежных водорослей. Или смотрят на тебя с утёсов – чуть было не написал «нечеловеческим взглядом», но каким же ещё? – с видом что-то уж очень враждебным для домашних животных, почти бесовским. Тебе было бы любопытно увидеть их глаза: жёлтые, с чёрной щёлкой-зрачком – вдоль, а не поперёк. Эти глаза и придают им столь зловещий вид.