– Знай ты про опасные течения, будь ты моряком, ты бы её поостереглась, – отозвался Роланд.

– В романе «Зелёный луч» говорится, что имя этой бухты происходит от бретонского «boe an aon», или «бухта ручья». Со временем оно исказилось и превратилось в «boe an anaon» – «бухта страждущих душ». Ещё там упоминается: именно в этих топких низинах у речного устья, по древнему преданию, располагался город Ис. Trépassés, перешедшие порог, прошедшее, прошлое… Имена копят в себе смыслы. Мы ведь приехали сюда из-за имени…

Роланд коснулся её руки, и пальцы Мод бережно и крепко обхватили его ладонь.

* * *

Скрытые складкой дюны, стояли они и вдруг услышали, как из-за следующего песчаного холма донёсся странный голос, громкий и нездешний, словно голос птицы, перелетевшей через океан:

– Где-то вон там, за прибоем, наверно, и находится то место, которое я всю жизнь мечтала повидать! Остров Сэн, дивный плавучий остров, где жили девять ужасных девственниц! Их в честь острова так и прозвали – сэны, или сены. Само по себе это словечко, Sein, – совершенно убойное по своей многозначности и ассоциативности. Прежде всего оно свидетельствует о единой божественной природе женского тела – у французов sein означает и грудь, и лоно, то есть женские половые органы. Отсюда развились другие значения – «рыболовная сеть» и «наполненный ветром парус». Ну ещё бы, ведь эти дамочки с острова Сэн умели управлять бурями и заманивали моряков в сети сладким пением, как сирены… А ещё они возвели погребальное святилище в честь опочивших друидов – это был дольмен, то есть сооружение в форме ещё одного женского органа! – и покуда они его возводили, у них действовали разного рода табу: нельзя касаться земли, нельзя, чтоб камни падали на землю – земля их может осквернить, или, наоборот, они могут осквернить священную землю, я уж точно не помню, я только помню – когда собираешь ягоды омелы, нельзя наступать на землю, это точно. Считается, что королева Дауда, властительница города Ис, была дочерью одной из тех волшебниц с острова Сэн. Когда город Ис затонул, она осталась в нём королевой, но превратилась в Мари-Моргану – сирену, или русалку, и пением своим завлекала мужчин в пучину морскую. Дауда – такой же прекрасный обломок эпохи матриархата, как и её родительницы с плавучего острова. Кстати, вы читали поэму Кристабель «Город Ис»?

– Нет, – ответил мужской голос. – Но я исправлю это упущение.

* * *

– Леонора… – сказала Мод.

– А с ней Аспидс, – сказал Роланд.

* * *

Мод и Роланд смотрели, как Леонора в сопровождении спутника движется к морю. Волосы Леоноры распущены, и, едва она вышла из затишья дюн, свежий морской ветерок набросился на её кудри, взметнул кверху змеистые тёмные пряди. На Леоноре греческое свободное платье из очень тонкой ткани, алой с серебряными полумесяцами, в мелкую складочку, – платье схвачено над пышной грудью широкой серебристой лентой и оставляет открытыми плечи, тёмно-золотые, – над этим загаром поработало, сразу видно, отнюдь не английское солнце. Крупные, но изящные ступни не обуты, ногти на ногах покрашены алым и серебряным лаком попеременно. Ветер взвихривает многочисленные складочки платья. Она плавно поднимает руки, звенят друг о друга браслеты. За Леонорой выступает Джеймс Аспидс, в тёмной парке с капюшоном, в тщательно отутюженных тёмных брюках и тяжёлых ботинках.