– Истинная правда, сэр.
– О моя любимая! Господь да благословит тебя и наградит!
– Мистер Рочестер, если я хоть раз совершила доброе дело, если меня когда-либо осеняла благая мысль, если я молилась искренне и горячо, если стремилась только к тому, что справедливо, – теперь я вознаграждена! Быть вашей женой для меня вершина земного счастья.
– Это потому, что ты находишь радость в жертве.
– В жертве? Чем я жертвую? Голодом ради пищи, ожиданием ради исполнения желания? Разве возможность обнять того, кто мне мил, прижаться губами к тому, кого я люблю, опереться на того, кому я доверяю, – значит принести жертву? Если так, то, конечно, я нахожу радость в жертве.
– И ты готова терпеть мои немощи, Джейн? Мириться с убожеством?
– Его не существует для меня, сэр. Теперь, когда я могу быть действительно вам полезной, я люблю вас даже больше, чем раньше, когда вы, с высоты своего величия, хотели только дарить и покровительствовать.
– До сих пор мне была ненавистна помощь, мне было противно, когда меня водили за руку, а теперь я чувствую, как мне это будет приятно. Мне было тяжело опираться на плечо наемника, но отрадно чувствовать, что моя рука сжимает маленькие пальчики Джейн. Лучше полное одиночество, чем постоянная зависимость от прислуги; но нежная забота Джейн будет для меня неиссякаемым источником радости. Я люблю Джейн, но любит ли она меня?
– Всем существом, сэр.
– Если дело обстоит так, то нам нечего больше ждать: нам надо немедленно обвенчаться.
Он говорил с жаром, в нем пробуждалась его прежняя пылкость.
– Мы должны стать нераздельными, Джейн; нечего откладывать, надо получить разрешение на брак и обвенчаться.
– Мистер Рочестер, я только сейчас заметила, что солнце сильно склонилось к западу и Пилот уже убежал домой обедать. Дайте мне взглянуть на ваши часы.
– Прицепи их к своему кушаку, Джейн, и оставь их у себя; мне они больше не нужны.
– Уже около четырех часов, сэр. Вы не голодны?
– Через два дня должна быть наша свадьба, Джейн. Теперь не нужно ни нарядов, ни драгоценностей, – все это ничего не стоит.
Солнце уже высушило капли дождя на листьях, ветер стих; стало жарко.
– Знаешь, Джейн, у меня на шее, под рубашкой, надето твое жемчужное ожерелье. Я ношу его с того дня, когда потерял мое единственное сокровище, – как воспоминание о нем.
– Мы пойдем домой лесом, это самая тенистая дорога.
Но он продолжал развивать свои мысли, не обращая внимания на мои слова.