На пиру после крещения Эдмунд Бофор отвел меня в сторонку и попросил:

– Передайте королеве, что я непременно вскоре соберу большой совет, приглашу туда и герцога Йоркского, а потом отвезу маленького принца в Виндзор показать королю.

– Но, ваша милость, что, если Генрих не проснется, когда ему предъявят дитя? – засомневалась я.

– В таком случае я буду настаивать, чтобы совет признал ребенка вне зависимости от того, узнал его король или нет.

– А нельзя ли заставить их сделать это, не показывая им короля? – предложила я. – Всем известно, что он болен, однако, если члены совета увидят его только что не бездыханным…

Бофор поморщился.

– Нет, это, к сожалению, невозможно. Я пытался, так и скажите королеве, но совет настаивает на том, чтобы ребенка представили королю в присутствии всех. Ни одна отговорка тут не пройдет; члены совета любое наше объяснение найдут слишком странным и заподозрят, что король умер, а мы это скрываем. Нам и так Господь даровал куда больше времени, чем можно было надеяться. Однако логическая развязка близка. Совету необходимо видеть короля, а ребенка показать королю. И мы никак не можем этого избежать. – Он помолчал, явно колеблясь. – Есть и еще одна вещь, о которой мне лучше сразу предупредить вас, а уж вы в свою очередь предупредите королеву: поползли слухи, что ребенок вовсе не сын короля.

Я замерла, почуяв опасность.

– Вот как?

Он кивнул.

– Разумеется, я изо всех сил стараюсь приглушить эти сплетни. Ведь подобная болтовня – это чистой воды предательство! И я, конечно, позабочусь о том, чтобы каждый, кто смеет распускать эти гнусные слухи, закончил свою жизнь на виселице. Но поскольку король скрыт даже от глаз придворных, разговоры все равно будут продолжаться; на чужой роток, как известно, не накинешь платок.

– А кого называют отцом ребенка?

Герцог посмотрел на меня, взгляд его темных глаз был абсолютно честен.

– Понятия не имею, – ответил он, хотя уж кому это было знать, как не ему. – Вряд ли это вообще имеет какое-то значение.

Хотя значение это имело огромное!

– Так или иначе, никаких свидетельств тому не имеется, – добавил он.

Это, по крайней мере, было правдой. Слава Богу, никаких свидетельств нарушения королевой супружеской верности действительно не было.

– К сожалению, – продолжал Бофор, – герцог Йоркский все время требует показать младенца королю и королевскому совету. Так что королю придется хотя бы подержать сына на руках.

И вот двенадцать лордов, членов совета, явились во дворец, чтобы отвезти ребенка вверх по реке и представить его отцу. Возглавлял их Сомерсет, а мне предстояло сопровождать принца – вместе со всеми его няньками и мамками. Герцогиня Анна Бекингемская, крестная мальчика, также собиралась поехать. День был холодный, осенний; барк был тщательно укрыт плотными занавесями, а младенец крепко спеленут и завернут в меха. Нянька держала его на руках, сидя на корме, прочие прислужницы устроились возле нее, там же находилась и кормилица. Следом за нами плыли еще два барка: на одном герцог Сомерсет со своей свитой, на втором герцог Йорк и его сторонники. Прямо-таки флотилия необъявленных врагов! Я стояла на корме и смотрела на воду, прислушиваясь к ее успокоительному шелесту и наблюдая за мощными рывками весел.