– Ваша милость, я так рада снова видеть вас в добром здравии, – тихо промолвила она.

– Я что же, был болен?

Мы с ней быстро переглянулись.

– Нет, вы просто спали. Но это был такой глубокий сон, что никто не мог вас разбудить.

– Правда? – Он провел рукой по своей голове, потом вдруг заметил на этой руке шрам от обжигающей припарки и воскликнул: – Боже, что это? Я ударился? Как долго я спал?

Маргарита не решалась ответить, и я сообщила:

– Довольно долго, ваша милость. Но нашей стране сейчас ничто не угрожает.

– Это хорошо, – отозвался он. – Вот ведь незадача! – И он обратился к тем, кто его поддерживал: – Помогите-ка мне подойти к окну.

Шаркая ногами, как старик, он медленно добрался до окна и выглянул наружу; перед ним расстилались заливные луга, река по-прежнему текла меж замерзшими, укутанными белым снегом берегами. Все было так же, как и всегда. Король прищурился: свежий снег и солнечное сияние слепили ему глаза.

– Слишком ярко, – пожаловался он и, повернувшись, двинулся обратно, к своему креслу. – Я что-то очень устал.

– Не надо! – пронзительно вскрикнула королева.

Однако врачам пришлось снова усадить Генриха в кресло, и я заметила, с каким удивлением он рассматривает ременные петли на подлокотниках и на сиденье, явно пытаясь понять их назначение и моргая, как сова. Затем он огляделся, изучая безжалостно обнаженную комнату и стол, заваленный медицинскими приборами и снадобьями.

– Как долго это продолжалось, Жакетта? – опять спросил он, глядя на меня.

Мне пришлось закусить губу, чтобы ответ не вырвался у меня сразу.

– Довольно долго, – уклончиво произнесла я. – Но мы так рады, что вам лучше. Если вы теперь уснете, вы ведь проснетесь снова, не так ли, ваша милость? Вы попытаетесь снова проснуться?

Я действительно боялась, что сейчас он опять надолго уснет. Голова его уже клонилась на грудь, он явственно клевал носом, и глаза у него закрывались сами собой.

– Я так устал, – пролепетал он, точно ребенок, и через секунду снова крепко спал.

Всю ночь мы дежурили возле него, надеясь, что он проснется; однако он не проснулся. Утром королева от беспокойства была бледна и напряжена, как струна. Но в семь часов в спальню короля явились врачи; они мягко коснулись его плеча, тихонько сказали ему, что уже утро и пора вставать, и, ко всеобщему удивлению, он открыл глаза, сел в постели и велел отворить ставни на окнах.

Он продержался почти до обеда, то есть почти до самого вечера, затем не выдержал и уснул, однако к ужину проснулся и приказал позвать королеву. Когда Маргарита, взяв с собой и меня, вошла в его комнату, он распорядился подвинуть ей кресло и осведомился, как она поживает.