— Позвольте мне навестить его, — умолял меня Уильям Гастингс.

— Нет. Король тяжело болен, — отвечала я, холодно на него глядя. — И ему сейчас не нужны такие приятели, которые только и знают, что таскать его по девкам, пить с ним вино или играть в карты. Вы ему сейчас не нужны, милорд. Его здоровье подорвано по вашей милости — вашей и таких, как вы. А мне теперь приходится выхаживать Эдуарда, и уж если я сумею поставить его на ноги, то постараюсь, чтобы он никогда ни с кем из вас больше не общался.

— И все же позвольте мне его навестить, — повторял Гастингс, даже не пытаясь себя защитить. — Я только посмотрю на него. Мне невыносимо так долго быть с ним в разлуке.

— Ладно, жди здесь, как верный пес, — велела я. — Или возвращайся к этой шлюхе Шор и сообщи ей, что теперь она может сменить хозяина и переметнуться к тебе, поскольку король больше не станет иметь дело ни с ней, ни с тобой.

— Хорошо, я подожду, — смиренно откликнулся Гастингс — Ведь Эдуард непременно обо мне спросит. Непременно захочет меня видеть. Он же знает, что я здесь, у его дверей, и никуда отсюда не уйду.

Я молча прошла мимо него и быстро закрыла за собой дверь в спальню короля, не давая Гастингсу возможности даже одним глазком взглянуть на Эдуарда, которого он так любил и который в те минуты метался на своей широкой кровати под балдахином, тщетно пытаясь набрать в грудь достаточно воздуха.

Когда я появилась, Эдуард поднял на меня глаза.

— Елизавета…

Я взяла его за руку.

— Да, любимый?

— Ты помнишь, как тогда, после бегства, я вернулся домой и рассказал тебе, что мне впервые в жизни страшно?

— Помню.

— Мне снова так же страшно.

— Ничего, ты скоро начнешь поправляться, — попыталась я шепотом утешить его. — Ты непременно поправишься, дорогой мой.

Эдуард кивнул и устало прикрыл глаза.

— Что, Гастингс так и стоит под дверью? — поинтересовался он.

— Нет, — солгала я.

Эдуард улыбнулся.

— Я хочу его видеть.

— Не сейчас. Ты еще слишком слаб для приема посетителей.