— Французам на меня наплевать, — с горечью заметил Генрих. — Франция всегда была врагом английской короны, у кого бы на голове эта корона ни находилась, какого бы цвета ни был его плащ. Они хотят прибрать к рукам Бретань, а заодно и в самом английском королевстве беспорядки учинить. Им совершенно безразлично, в какое постыдное положение они ставят меня; два восстания за четыре года правления — это же сущий позор! Впрочем, если бы на троне были не Тюдоры, а Йорки, они плели бы свои заговоры против Йорков.
Мы с ним стояли на конюшенном дворе. Вокруг нас, как обычно, собрались придворные, слышалось негромкое жужжание привычных разговоров; конюхи выводили из стойл лошадей; кавалеры учтиво подсаживали дам в седло, а сами, пропустив стаканчик вина и привстав в стременах, надевали соколиную перчатку, переговариваясь друг с другом и любезничая с дамами. Все наслаждались летним теплом, все, казалось, были счастливы, в том числе и мы — имея троих малолетних детей и таких верных и надежных придворных.
— Конечно, Франция всегда была нашим врагом, — пытаясь успокоить мужа, сказала я, — это ты совершенно правильно отметил. Столько лет мы противостояли их вторжениям, столько раз побеждали в битвах. Может быть, из-за того, что ты слишком много лет прожил в Бретани, ты научился их бояться? Но зачем тебе их бояться? Посмотри — у тебя есть шпионы и осведомители, сторожевые крепости и постовые; твои агенты постоянно снабжают тебя сведениями обо всем, что происходит; каждый твой лорд готов в любой момент поднять свое войско по тревоге. Мы наверняка гораздо сильнее Франции. И потом, между нами Английский канал. Даже если французы уже в Ирландии, для нас они никакой серьезной опасности не представляют. И ты действительно можешь чувствовать себя в полной безопасности, не так ли?
— Ты не меня об этом спрашивай, а свою мать! — вскричал Генрих, внезапно охваченный одним из своих необъяснимых приступов ярости. — Ты свою мать спроси, могу ли я чувствовать себя в безопасности. А потом мне расскажешь, что она тебе на это ответит.
Перед обедом Генрих со свитой зашел за мной и тут же отвел меня в эркер окна, подальше ото всех. Моя сестра Сесили, только что вернувшаяся ко двору после рождения второй дочери, удивленно подняла бровь, увидев столь непривычную сцену: Генри и впрямь с нежностью обнимал меня за талию и явно предпочитал мое общество любому другому. Я, заметив ее удивление, только улыбнулась.
— Мне надо поговорить с тобой, — сказал мне Генрих.