— Если только «этот мальчишка» не предъявит свои права на английский трон.
— Возможно, «этот мальчишка» уже решил, что ему вполне достаточно любить свою жену и свое дитя и жить спокойно, — сказала Мэгги. — Возможно, он поймет, что даже принцу вовсе не обязательно становиться королем. Возможно, ему больше по вкусу быть просто влюбленным мужчиной. Возможно, когда он увидит свою любимую жену с сыном на руках, он поймет: это и есть величайшее из царств, какое только может пожелать для себя человек.
— Если бы я могла все это ему сказать!
— Нет, и не проси. Я даже собственному брату не могу передать письмо, а ведь он совсем рядом, чуть ниже по реке, в башне лондонского Тауэра! Разве можем мы с Робертом так рисковать, передавая письмо твоему брату?
Сперва жители Корнуолла ворчали из-за непосильных налогов, затем стали громко возмущаться, считая, что король украл их права на добычу олова. Там живут люди жесткие, работающие много и тяжело и каждый день лицом к лицу встречающиеся с опасностью в тесных подземных туннелях и шахтах; и говорят в Корнуолле на своем языке, и живут там по своим законам, скорее как язычники, а не как настоящие христиане. И Лондон оттуда далеко — Корнуолл ведь на самом западе. Тамошние жители охотно верят разным снам и слухам, верят в добрых королей и ангелов, в существование духов, в чудеса. Мой отец всегда говорил, что люди там особенные, не такие, как все прочие англичане, и управлять ими можно только с помощью доброты, словно они не люди, а зловредные эльфы, которых там, впрочем, тоже полно.
Жители Корнуолла способны в течение нескольких дней или даже минут из вполне приятных, спокойных людей превратиться в яростных безумцев; их мятежи проносились по западу страны, точно летний пожар, вспыхивая ярким пламенем, выжигая одно поле за другим и разгораясь со скоростью пущенной галопом лошади. В общем, когда возмущение политикой Генриха достигло предела, Корнуолл вновь взбунтовался, а вскоре к нему присоединились и другие западные графства. Бунтовщики создали крупные боевые отряды из жителей Сомерсетшира, Уилтшира и Корнуолла, а во главе этой армии встал корнуоллский кузнец Майкл Джозеф по прозвищу Щипцы; по слухам, это был настоящий великан десяти футов ростом, поклявшийся, что не позволит себя разорить — тем более королю Тюдору, отец которого и королем-то вовсе не был и который все пытается устанавливать какие-то новые порядки, забывая, что здесь ему не Уэльс, а старый добрый Корнуолл.
В итоге все это вылилось в нечто большее, чем просто бунт бедных невежественных людей; на сторону мятежников перешли йомены, рыбаки, фермеры, шахтеры, а затем, что было хуже всего, и знать. Во главе восстания выразил желание встать сам лорд Одли.