Остальные покачали головами в знак несогласия.

— Этого никогда не случится, — сказал Гортензий. — Помпей не выносит, когда кто-то другой получает хоть чуточку славы.

— А вот на этот раз он с этим смирится, — заметил Цицерон. — Вы, граждане, отказались помочь ему провести нужные законы, а Цезарь пообещает ему все, что угодно, и всю землю в придачу, за поддержку на выборах.

— Но, по крайней мере, не этим летом, — твердо произнес Лукулл. — Между Римом и Атлантикой лежит слишком много гор и водных преград. Цезарь не успеет прибыть до момента, когда надо будет заявить о своих намерениях.

— И не забывайте еще об одной вещи, — добавил Катон. — Цезарь потребует триумфа и будет вынужден оставаться за пределами города, пока этого не произойдет.

— А мы сможем держать его там долгие годы, — заметил Лукулл, — так же, как он заставил меня ждать целых пять лет. Месть за эту обиду будет слаще любого, даже самого изысканного, блюда.

Однако Цицерона все это не убедило.

— Может быть, вы и правы, но я знаю из предыдущего опыта, что никогда не следует недооценивать нашего друга Гая.

Это было мудрое замечание, потому что через неделю из Испании прибыл новый гонец. И опять Целер громко зачитал письмо перед сенаторами: в связи с тем, что вновь завоеванные территории полностью подчинились власти Рима, Цезарь объявлял о своем возвращении.

— Губернаторы должны находиться на своих местах, пока это собрание не разрешит им их покинуть. Предлагаю велеть Цезарю остаться на своем месте, — высказался Катон.

— Поздно уже, — крикнул кто-то, стоящий у двери рядом со мной. — Я только что видел его на Марсовом поле.

— Это невозможно, — настаивал возбужденный Катон. — Последний раз, когда мы о нем слышали, он хвастал, что находится на берегу Атлантики.

Целер все-таки послал раба на Марсово поле, чтобы проверить этот слух. Час спустя тот возвратился и объявил, что все оказалось правдой: Цезарь обогнал собственного гонца и сейчас остановился в доме своего друга за городской чертой.

Узнав об этом, Рим заболел лихорадкой восхваления героя. На следующий день Цезарь прислал эмиссара с просьбой предоставить ему триумф в сентябре, а до этого времени позволить участвовать в выборах in absentia. Многие в Сенате были готовы согласиться с его требованиями, потому что понимали, что нового Цезаря, с его новыми ресурсами, было практически невозможно остановить. Если бы выборы произошли в тот момент, его приверженцы выиграли бы их. Однако каждый раз, когда вносилось предложение о триумфе, вставал Катон и забалтывал его. Он говорил об освобождении Рима от владычества царей. Он беспокоился о древних законах. Он всех доставал необходимостью установить контроль Сената над легионами. Он не уставал повторять об опасности, которая таилась в возможности принимать участие в выборах кандидату, обладающему военным империем, — сегодня Цезарь просит о консульстве, завтра он его потребует.