Сердце Антиноя растаяло от этих слов, и он украдкой прижал губы к складке тоги шедшего перед ним императора. Верный юноша, казалось, хотел заранее загладить преступление, которого еще не совершил.

До конца первого часа пополуночи он, закутавшись в плащ, молча присутствовал при работе своего господина. Свежий северный ветер, веявший в тишине ночи, облегчал боль в голове, и он неутомимо искал какой-нибудь предлог, чтобы отвлечь Адриана. Но напрасно. Его бедный ум был подобен высохшему колодцу. Он опускал в него ведро за ведром, но ни в одном из них не показывалась влага, в которой он нуждался. Ему в голову не приходило ничего, решительно ничего такого, что могло бы привести его к цели.

Вдруг он схватился за сердце, подошел ближе к императору и сказал ему с мольбою:

— Сойди вниз сегодня пораньше, государь, ты даешь себе слишком мало отдыха и повредишь своему здоровью.

Адриан дал ему договорить и заговорил ласково:

— Я посплю утром. Если ты устал, иди спать.

Но Антиной остался и смотрел, как и его господин, на звезды. Из этих лучезарных путников он немногих знал по именам, но некоторые были ему знакомы и милы, в особенности семизвездие, которое показал ему некогда отец и которое теперь напоминало ему о родине. Как было там тихо и мирно и как бурно билось теперь его встревоженное сердце!

— Иди спать, уже начинается второй час, — крикнул ему император.

— Уже? — спросил он, и когда подумал о том, как скоро ему придется выполнить то, чего требовал от него Вер, и затем снова посмотрел на небо, то ему показалось, будто все звезды над его головою сорвались с синего свода и в диком беспорядке, сталкиваясь одна с другою, кишат между небом и морем.

В волнении он закрыл глаза, затем пожелал спокойной ночи императору, зажег факел и при его колеблющемся свете спустился с обсерватории вниз.

Это легкое сооружение для ночных работ императора построил Понтий. Оно состояло из дерева и нильского ила и поднималось в виде высокой башни на фундаменте из каменных плит, принадлежавших прежней обсерватории; будучи расположено среди низких кладовых дворца, оно давало возможность свободно обозревать небо во всех направлениях.

Даже после того как Адриан открыл александрийцам свое инкогнито, он предпочел эту вышку большой обсерватории в Серапейоне, с которой открывался еще более обширный горизонт, так как он любил наблюдать небосвод один и без помех.

Спустившись из новой, узкой, в старую, более обширную башню, Антиной присел на одной из нижних ступеней лестницы, чтобы собраться с мыслями и успокоить свое громко бившееся сердце.