Злое желание девушки очень скоро осуществилось, как будто ее подслушали и привели в исполнение подвластные ей духи. Как только экипаж миновал сторожку у ворот и был готов въехать в первый двор наместнического дома, его остановили арабские солдаты с суровыми загорелыми лицами.

Женщинам пришлось дожидаться довольно долго, наконец явился начальник отряда, спросивший их, кто они и что им нужно. Элиодора и Катерина отвечали, дрожа от ужаса, и тогда им было сказано, что дом наместника занят стражей по распоряжению арабского правительства, так как Ориона обвиняют в тяжком преступлении. Его гостям предписали завтра же выехать в другое место. Переводчик знал Катерину в лицо, и потому ей было позволено проводить вдову к сенаторше, воспользоваться экипажем для возвращения домой и даже взять с собой византийку.

Приятельницы стали совещаться. Девушка настаивала, чтобы Элиодора немедленно ехала к ним, потому что ей предстояло принять ванну, а это оказывалось немыслимым в здании, занятом солдатами. Молодой женщине вовсе не следовало идти в таком виде к Мартине, рискуя передать заразу. «Завтра почтенная матрона должна сама переселиться к нам, — прибавила настойчивая Катерина, — моя мать будет особенно рада таким гостям».

Элиодора не противоречила. Когда Мартина согласилась принять приглашение «доброго ангела», карета покатила к дому Сусанны.

Хозяйка давно уже спала, твердо уверенная, что ее дочь покоится безмятежным сном.

Катерина не велела будить мать, и так как ванная комната была далеко от спальни Сусанны, то вдова не слыхала никакого шума, пока происходило купание.

XXXVI

XXXVI

В доме покойного наместника прошла ужасная ночь. Мартина спрашивала себя, чем она согрешила перед Богом, что ей суждено сделаться свидетельницей такого несчастья. О свадьбе Элиодоры и Ориона нечего было и помышлять; переезд с квартиры при такой жаре представлял мало приятного, но сенаторша согласилась бы перебраться двадцать раз с одного места на другое и пожертвовать своим спокойствием, если бы этим путем было можно избавить ее милого «великого Сезостриса» от грозившей ему опасности.

Разумеется, во всем этом была виновата несчастная, безрассудная история с монахинями. Но хороши и арабы! Они тащили все, что попадало под руку и, кажется, были готовы ограбить сына великого мукаукаса до нитки. Прекрасная история, нечего сказать! Без сомнения, Элиодора была достаточно богата, чтобы поправить дела мужа, и сенатор с женой не желали обделять ее в своем завещании. Но здесь могло дойти до чего-нибудь худшего — арабы, очевидно, жаждали крови Ориона; при одной мысли об этом Мартина содрогалась от ужаса, и ее опасения были не напрасны: черный векил, приходивший к ней вчера для переговоров и позволивший сенаторше остаться в доме наместника до утра, дал понять через своего переводчика, что Ориона будут судить как злостного преступника. Какое ужасное, неслыханное несчастье! И бедной матроне приходилось переживать все это в совершенном одиночестве. А ее муж, почтенный Юстин! Он тоже попал в беду. Мартина долго не осушала глаз и перед сном горячо помолилась Божьей Матери и святым угодникам, прося их защиты. Она уснула с мыслью: «какое несчастье!» — и проснулась с ней рано поутру.