РоманыПташкастр 298
Светлый фон
Цены на канареек действительно поднимаются, и я продаю своих птиц оптовому покупателю из Филадельфии за еще более высокую цену, чем ожидал. Прибыль за год составляет свыше тысячи долларов. Сперва мать не может в это поверить, а затем требует, чтобы я ей платил «за постой». Говорит, раз я живу у нее в доме и зарабатываю почти столько же, сколько отец, то должен вносить свой вклад. Мне все равно. Я держу канареек не ради денег. Отец говорит «нет»: он собирается положить вырученные деньги в банк, чтобы я смог оплатить учебу в колледже. Меня и это мало интересует. Дело в том, что я вообще в колледж не собираюсь. Единственное, чего мне хочется, — это выращивать моих канареек и летать с ними по ночам. Но этим я могу заниматься где угодно. Совсем не обязательно отправляться для этого в колледж.

А вот что меня действительно беспокоит, так это то, что меня могут призвать в армию, как только мне исполнится восемнадцать. И с этим ничего не поделаешь. В армии-то мне канареек держать не разрешат, это уж точно. Не знаю, продолжится ли там мой сон, если у меня перед глазами не будет канареек. Однако вполне возможно, что, когда призывная комиссия увидит мою выпирающую, как нос корабля, грудную клетку, она сразу же меня забракует. Остается надеяться только на это.

А вот что меня действительно беспокоит, так это то, что меня могут призвать в армию, как только мне исполнится восемнадцать. И с этим ничего не поделаешь. В армии-то мне канареек держать не разрешат, это уж точно. Не знаю, продолжится ли там мой сон, если у меня перед глазами не будет канареек. Однако вполне возможно, что, когда призывная комиссия увидит мою выпирающую, как нос корабля, грудную клетку, она сразу же меня забракует. Остается надеяться только на это.

Теперь отец относится к моим канарейкам совсем по-другому. Он очень ими гордится и то и дело рассказывает кому-нибудь в школе о них самих и о том, сколько денег я на них заработал. Там и без того все знают, что я помешан на птицах, но теперь всплывает денежная сторона дела.

Теперь отец относится к моим канарейкам совсем по-другому. Он очень ими гордится и то и дело рассказывает кому-нибудь в школе о них самих и о том, сколько денег я на них заработал. Там и без того все знают, что я помешан на птицах, но теперь всплывает денежная сторона дела.

Я демонстрирую один из моих орнитоптеров на уроке физики — он имеет такой успех, что его помещают в стеклянную витрину, стоящую в школьном зале. Это делает меня местной знаменитостью, эдаким чудаковатым Птахой, гением по части птиц, которого «еще выберут в сенаторы». Меня это мало заботит: если я и счастлив, то лишь оттого, что мне никто не мешает заниматься моими делами. Иногда мне очень хочется рассказать о моем сне Элу, но я понимаю, что не стоит. Он не поймет. Эл реалист. Он попросту решит, что я окончательно спятил, вот и все. Кроме того, я боюсь, что мой сон растает, если о нем кому-нибудь рассказать.