На него, конечно, жалко смотреть, сидящего на корточках посреди палаты, в белой тонкой больничной пижаме. Он сжался в комочек, припал к тесно сдвинутым коленям, его голова наклонена вперед, локти прижаты к бокам, пальцы сцеплены за спиной. По тому, как он сидит, можно подумать, что он может вскочить, расправить руки, как крылья, взмахнуть ими несколько раз и выпорхнуть в то окно, от которого не отрывает взгляда…

Да, в лесу мы построили действительно потрясающую голубятню. Она была меньше той, первой, дворовой. Первая наша стая на дворе у Пташки была большой. В ней было десять пар и еще два самца. И все голуби были отменные, никакой дряни, ни одного беспородного, все чистокровные. Я хочу сказать, что если вы не собираетесь зря тратить деньги на корм, то вам стоит заводить хороших птиц. Пташка вечно пытается принести какую-нибудь дерьмовую птицу — просто потому, что она ему нравится. Насчет этого мы немало спорили.

У нас было три пары сизарей с полосками на крыльях, четыре пары сизых крапчатых, пара розовых, тоже в крапинку, и две пары белых королей. Никаких выпендрежных птичек, никаких голубей-вертунов или турманов, никаких трубастых голубей — ничего подобного.

Теперь я думаю. Я знаю.

Знаю. Думаю. Ничего.

Когда мы продали старую нашу стаю, мать Пташки заставила нас отскребать голубиный помет с переднего крыльца дома, которое птицы любили использовать как насест. На вырученные нами от продажи голубей деньги она покрасила заново все крыльцо.

Мать Пташки первоклассная стерва.

Как бы то ни было, теперь денег на покупку птиц для новой голубятни, которую мы соорудили на дереве, у нас нет. Предполагается, что у Пташки вовсе не должно быть голубей. Нигде.

Первых двух птиц мы раздобыли на Шестьдесят третьей улице, под эстакадой надземной железной дороги. Там есть большая стая уличных голубей, в основном чистая дрянь. Мы ходили смотреть на них после школы. Садились на бесплатный автобус и ехали от железнодорожной станции до Сиэрса. Тогда нам было лет тринадцать-четырнадцать.

Мы присматриваемся, как голуби ходят туда-сюда, как они кормятся, как сношаются — чем, в общем-то, они обычно и занимаются весь день, не обращая большого внимания на то, что творится вокруг. Когда же проходит поезд, они испуганно взмывают вверх, описывая большие круги, — так, словно это не происходило каждые пять минут в течение последних пятидесяти лет. Птаха показывает мне, как они обычно возвращаются на прежнее место и продолжают делать все то, чем они занимались до того, как их прервали. А мы смотрим и стараемся определить, кто в стае вожаки и где на каких балках эстакады расположены гнезда. Мы пытаемся определить пары. Голуби как люди: трахаются практически весь год напролет, но в основном с одними и теми же партнерами.