Светлый фон

– Еще один – это не проблема, – сказал Вольфганг.

Марсия даже не попыталась скрыть раздражение. Выдохнув, она отвернулась и, размахивая руками и ругаясь по-немецки, вышла, хлопнув дверью. Вольфганг проводил ее наплевательским взглядом и пожал, обдолбанный, плечами.

– Просто она сегодня немного напряженная.

– Вольфганг, – лукаво посмотрела на него Гретхен, – ты должен давать ей больше секса.

Вольфганг, и глазом не моргнув, отвечает:

– Я стараюсь, но, возможно, я слишком много шаблю, чтобы хорошо ебаться.

Все как давай гоготать, ну или почти все. Биррелл изобразил легкую улыбочку на несколько секунд. Какое впечатление у людей от шотландцев останется. Тем более нам с Голли пришлось расстараться.

– Превосходно! Deutschland über Alles,[38] – крикнул я и поднял бутылку.

Deutschland über Alles

Все поддержали тост и выпили, кроме Биррелла. Он стрельнул в меня своим боксерским взглядом, который так и завис в обдолбанном мареве.

Мы все действительно накурились в сяку и уже готовы были зарубиться. Рольф с девчонками собрались уходить, и на прощание Голли поднял на них бровь и с трудом произнес:

– До завтра, девочки.

Биррелл как будто чем-то недоволен, возможно, недавней стычкой, но тем не менее встал и проделал ту же процедуру с рукопожатиями.

И вот нас расселили. Биррелл с Голли заняли комнату мальчиков с двумя кроватями. Меня положили в соседнюю, девчачью, и, похоже, мне придется делить ее с Терри, так как здесь тоже две отдельные кровати. Надо будет запастись противогазом. Я выбрал кровать ближе к окну, скинул одежду и шмыгнул под одеяло. Белье такое чистое и свежее – вздрочнуть страшно. Марсия, наверное, как эти простыни: жесткая и холодная. Я уже боюсь, как бы не вспотеть, пиздец. Помню, как, ложась спать в гостиницах, я думал, что давно уже не спал не под покрывалом, а под нормальным пуховым одеялом. Вот и теперь лежу под простыней. Если повезет и мне приснится поллюционный сон в цветах «техноколор», я залью ее молофейкой.

И хоть я и почувствовал себя немножко героем фильма ужасов про дом с привидениями, силы уже на исходе, и я погружаюсь в глубокий сон.

И вот я на скамье подсудимых, и все они тут, обвиняют меня, тычут в меня пальцем. Встает Джус Терри и смотрит на прокурора, который похож на Макларена, менеджера мебельного склада, на котором я когда-то работал. Этот гондон называет меня фашистом, все из-за того идиотского салюта, который пропечатали в «Рекорд», после того как мы наткнулись на фотографа возле «Дерева» и выделывались, типа, мы Джон Клиз в «Башнях Фоулти».[39]

И вот я на скамье подсудимых, и все они тут, обвиняют меня, тычут в меня пальцем. Встает Джус Терри и смотрит на прокурора, который похож на Макларена, менеджера мебельного склада, на котором я когда-то работал. Этот гондон называет меня фашистом, все из-за того идиотского салюта, который пропечатали в «Рекорд», после того как мы наткнулись на фотографа возле «Дерева» и выделывались, типа, мы Джон Клиз в «Башнях Фоулти»