– Да, но смеяться тоже по-разному можно. Не знаю, что там с ним в турма приключилось. Может, его какой-нибудь здоровый пахан отпидорил. Вот у него крышняк и поехал на тему чужих шлангов.
– Ваш друг и нашим и вашим? – улыбнулась Хедра.
– Чушь собачья, – сказал Билли, обращаясь к Терри, но смотря на меня в поисках поддержки.
У Терри, похоже, наболело, и он хочет высказаться.
– Он об этом никогда не говорит. Что-то с ним там приключилось. Вы же видите, какой он с тех пор, как мы сюда приехали? Настроение скачет, как гребаный раскидайчик.
Я вклинился в разговор, слегка еще приходуясь таблой, отчего все вокруг мерцало и поблескивало.
– Дай ты ему отдохнуть, Тез. Его отец из тюрьмы не вылезал, и сам он отсидел два года ни за что, а потом что было, все мы знаем. И к тому, что там у него было на зоне, это никакого отношения не имеет.
Терри сурово так посмотрел на меня. Видно, что он поддатый, хоть алкашку держит как надо. Таблетки его никогда особо не интересовали.
– Я знаю, что ему непросто пришлось. Я за него во что хочешь впишусь. Не надо мне Голли расхваливать, Карл. Он мой лучший друг… ну и вы, конечно, тоже, и это не бухой базар. Просто проглядывает в нем иногда червоточина, схуиебинка какая-то. То он вдруг препирается с ни хуя, соперничает, хуй проссышь в чем, то давай всех расхваливать, а себя опускать.
– У Голли обостренное чувство несправедливости, вот в чем дело, – говорю, – не просто так он в тюрьме за здорово живешь посидел.
Билли бросил на меня холодный взгляд.
– У его малышки, может, тоже чувство несправедливости и все такое, – говорит.
Даже сквозь таблетку я почувствовал, как кровь застыла в жилах. Терри глянул на меня, потом на Билли:
– Это был несчастный случай, Билли, еб твою, ты здесь совсем не прав.
Билли поднял глаза и сморгнул.
– Это
Билли кивнул:
– Знаю, я просто хочу сказать, что такие несчастья имеют привычку случаться, когда ты ведешь себя как жопа.
Терри осклабился: